Но ужас заключался даже не в том, что она никогда не видела на своем лице такой отталкивающей гримасы, а в том, что та Полина сначала стояла чуть в отдалении, а потом вдруг резко приблизила лицо к поверхности зеркала, словно хотела выпрыгнуть наружу оттуда, из зазеркалья. Дотянуться до нее.
«Она сейчас схватит меня, утащит внутрь!»
Полина громко вскрикнула, выронила заколку и отпрянула назад. Поскользнувшись босыми ногами на скользкой плитке, не удержалась и упала, ушибла копчик. Но боль пришла позже, сначала все затмил безоглядный, животный страх.
Сердце бешено колотилось, дышать было трудно, как будто грудь сдавили, перетянули ремнем. Полина с ужасом снизу вверх смотрела на зеркало, ожидая, что оттуда вот-вот выскочит потусторонняя гостья.
Когда неожиданно открылась дверь и на пороге появился Алик, она закричала в голос, закрыв лицо руками.
– Полина? – Мальчик пока продолжал звать их с Женей по именам. – Почему ты кричишь? Ты упала? Тебе плохо?
Заспанное личико было встревоженным и озабоченным.
– Мама! Мамочка! – Это спешила по коридору Соня.
– Что случилось? – раздался из спальни испуганный, хриплый ото сна Женин голос.
Всех перебудила.
Своего отражения испугалась! Просто анекдот какой-то!
Она почувствовала, что к горлу подступает истерический хохот.
Полина неуклюже поднялась с пола, морщась от боли и тщательно отводя взгляд от зеркала. Халат распахнулся, ночная рубашка под ним сбилась. Полина неловким движением поправила одежду. Все трое – муж и дети – смотрели на нее с одинаковым выражением непонимания. Они ждали объяснений. Но что она могла сказать?
– Ничего, не волнуйтесь, я просто… поскользнулась и полетела на пол. – Она мужественно попыталась улыбнуться, но улыбка не получилось.
Алик смотрел пронзительно-синими глазами. Во взгляде Сони застыло недоумение. Женя хмурился.
– Простите, напугала вас. – Полина погладила Алика, который стоял ближе всех, по темным густым волосам. – Уже все прошло. Все хорошо.
Только ничего хорошего в том, что у нее снова приключилась галлюцинация, не было. Стоило огромного труда взять себя в руки, и лишь спустя несколько минут Полина, пересиливая колючий, душный страх, взглянула в зеркало.
Там было лишь ее перепуганное, напряженное лицо – ничего более.
Она решила не говорить мужу правды о случившемся. Ни к чему его волновать. Но когда некоторое время спустя все повторилось, не выдержала и рассказала сразу про оба случая. Тем более что шанса промолчать у нее и не было: Женя в тот момент оказался рядом.
Они собирались в театр, и оба стояли возле большого зеркала в прихожей. Женя повязывал галстук, Полина вдевала в уши серьги с крупными камнями.
– Моя мама говорила, что мужу и жене, обоим сразу, нельзя смотреться в одно зеркало, – сказала она. – Это к ссоре.
– М-м-м, – неопределенно промычал Женя.
Полина посмотрела на него и подумала, как хорошо он выглядит, какой отличный вечер они проведут. Женя был самым красивым из всех встреченных ею в жизни мужчин: выразительное лицо, большие голубые глаза – редкость при темных волосах, четкая линия губ, твердый подбородок. Внезапно ей захотелось поцеловать его, сказать, что она его любит и гордится им, Полина уже открыла было рот…
Но ничего сказать не успела, потому что перевела взгляд на собственное отражение.
Стоящая в зеркале женщина – та Полина – опиралась на раму со своей стороны, приблизившись вплотную к поверхности зеркала. На этот раз она морщила губы в усмешке, глаза были чуть прищурены. Одета зеркальная копия была так же, как и сама Полина. Имелись даже крупные золотые серьги с топазами, которые Полина только что надела.
Натолкнувшись взглядом на отражение, Полина вскрикнула и отвернулась от зеркала. Женя переполошился, начал расспрашивать, что случилось. Прибежал из детской Алик. Хорошо еще, что Соня гостила у Лили.
Вечер был испорчен, о походе в театр пришлось забыть. Полина долго не могла успокоиться: разболелась голова, подскочило давление. Женя разнервничался и перепугался не на шутку.
– Почему ты мне сразу не сказала? – сердился он, укладывая ее в кровать.
«Чтобы снова увидеть в твоих глазах приговор собственному рассудку? Чтобы ты принялся убеждать меня, будто я больная, нервная, чокнутая истеричка?»
– Я люблю тебя и беспокоюсь! Как можно скрывать такие вещи?
– Жень, я не пыталась скрыть, я просто не хотела, чтобы ты волновался.
– Ага, поздравляю, тебе это отлично удалось! Теперь я спокоен, как удав!
«Зачем он так жесток со мной? Разве не понимает, что мне и без того плохо?» – тоскливо думала она.
– Нужно записаться к Олегу Павловичу! – Так звали врача, который консультировал Полину во время нервного срыва. – Срочно!
Полина что-то покаянно мямлила, винилась, соглашалась пойти к врачу, слушала, как муж говорит с Олегом Павловичем по телефону, записывает ее на прием и на обследование.
Потом она долго лежала в темноте, глядя перед собой сухими невидящими глазами. Что с ней такое? Неужели опухоль мозга? Что, если она скоро умрет?
– Все будет хорошо, – твердил Женя. Он сидел рядом, ласково поглаживая ее по голове и плечам. – Это просто стресс. Переутомление, возможно.
«Переутомиться так, что начались видения? Разве такое бывает?» – подумала Полина.
В стресс и нервное напряжение верилось слабо. Люди куда больше устают. Да что там, она сама, бывало, спала по три часа в сутки, но ничего подобного не происходило.
Женя снова говорил про адаптационный период из-за появления Алика, и она снова соглашалась, но сама думала, что период этот чересчур затянулся.
Однако, как выяснилось, муж был прав. Никаких новообразований и отклонений у нее не выявилось, так что Олег Павлович тоже уверенно заговорил о стрессе и панических атаках. Он выписал довольно сильные препараты, и Полина, поколебавшись, начала их принимать.
– Не хочется снова садиться на таблетки, – неуверенно сказала она.
– А чтобы мерещились всякие гадости – хочется? – сухо осведомился Женя.
Итак, она глотала таблетки. Сон наладился. Муж и лечащий врач были довольны: видения прекратились, Полина больше не вопила, не плакала, не писала солью на столе, не видела в зеркалах чужих лиц.
Но вызванное лекарствами спокойствие было ненастоящим. Страх, что вокруг нее происходит что-то не вполне обычное, никуда не делся, хотя и не имел под собою никакой основы. Он притаился – вернее, Полина старательно утаивала его ото всех, запрятав поглубже, и каждый день ждала, что он может поднять голову, холодной змеей выползти наружу.
Вторая четверть закончилась. Полина заметила, что на родительском собрании Дарина Дмитриевна смотрела на нее настороженно. Да и в общении поубавилось сердечности. Хотя, возможно, не стоило все подряд принимать на свой счет: обстановка была накаленная.
Обсуждалось поведение детей, которое оставалось таким же невыносимым: учителя даже отказывались вести уроки в некогда спокойном пятом «Б». Классной руководительнице постоянно доставалось от директора то по одному поводу, то по
