– Куда деваться? Я без очков почти слепая, ты же знаешь. В клинике на койке валяться и с Олегом Павловичем разговоры разговаривать – нормально, но готовить – никак, – ответила она, устроившись рядом с мужем с чашкой кофе в руках.
– Как ты можешь это пить – горячо же! Да еще без молока.
– Ты так каждый раз говоришь. – Полина сделала глоток и поставила чашку на стол.
Кухню заливало щедрое утреннее солнце, и в этом сияющем свете Женино лицо вдруг показалось ей немного… чужим. Ощущение было не слишком приятным, и она моргнула, чтобы прогнать его. Может, дело в новых очках? Или в том, что они не виделись несколько дней?
Полина поморгала снова, но странное ощущение лишь усилилось, и она почувствовала, что ее улыбка становится натянутой. Полина разглядывала красивое лицо мужа так, словно видела его впервые. Ровный нос, твердая линия подбородка, густые брови, большие голубые глаза.
Глаза!
Они сверкали и искрились, цвет их был таким ярким, насыщенным и глубоким, что казался почти синим.
Синим…
Полина почувствовал, что улыбка умирает в углах ее губ. Она смотрела на Женю и не могла вспомнить: неужели его глаза всегда были такой небесной, пронзительной синевы?
Рывком сняв очки, она помассировала переносицу. Глянула на мужа: когда смотришь вот так, без линз, глаза его выглядят вполне обычно.
– Что с тобой? – встревожился Женя. – Тебе нехорошо?
– Все нормально, не волнуйся. Я… Просто оправа тяжелая, непривычная. Ешь, не обращай внимания.
– Очень вкусно. Как я соскучился по твоей стряпне!
Полина заставила себя выдать ответную улыбку.
В голове почему-то всплыло не то воспоминание, не то сон: огромный темный зал, озеро с черной ледяной водой. Чего-то не хватает в этой картине… Было что-то еще…
– Олег Павлович сказал, вы ездили отдыхать, – проговорила она, просто чтобы не молчать. В голове крутилось ускользающее видение-воспоминание.
Женя отнес тарелку в мойку, щедро плеснул молока в свою чашку кофе.
– Да, ездили, – небрежно проговорил он. – Алику нужно было отвлечься. Каникулы все-таки.
– Куда же? – спросила Полина.
– В Выпь, – проговорил детский голос.
Они оба обернулись.
– С добрым утром. – Алик стоял в глубине коридора.
– А вот и наш сын, – сказал Женя. – Видишь, дружок, мамочка вернулась. Позавтракаешь с нами?
Тон был непринужденным, слегка насмешливым.
Полина не могла выдавить ни слова. То, что она услышала, потрясло ее. Разрозненные картинки, которые вертелись в голове, стали складываться в единое цельное полотно, и увиденное внутренним оком повергало в такой кромешный ужас, что казалось, сердце вот-вот перестанет биться. Она не только говорить, дышать сейчас не могла.
– Я не хочу есть. Может, позже, – тихо ответил Алик и скрылся с глаз.
– Похоже, немного стесняется, – заметил Женя. – Я допью кофе в кабинете. Пойду дописывать статью. Спасибо за завтрак.
Полина застыла на стуле, вцепившись в чашку. Страх подступил к горлу тошнотворной волной.
Муж клюнул ее в щеку и вышел. Она осталась одна.
«В Выпь, – стучало в висках, – они ездили в Выпь».
Каменный зал. Ледяное озеро. Две фигуры в темной воде. Чернота вокруг.
«Это нехорошее место. Тут плохо, мамочка! Здесь может оказаться папа. Ты должна помочь ему!» – отчетливо прозвучало в голове.
Полина вспомнила: она слышала эти слова во сне. Соня произнесла их, только тогда она не поняла, что дочь имела в виду.
А теперь все стало ясно.
«Вот почему он не обрадовался, увидев меня в очках… Хватит сидеть сиднем! Надо что-то делать. Только что?»
Полина заводной куклой поднялась со стула, оставив посуду на столе. Нужно срочно поговорить с Аликом! Может, она ошибается.
Она проскользнула мимо кабинета мужа и приоткрыла дверь в детскую.
Здесь все было, как обычно: аккуратно, чистенько. Алик стоял возле окна, глядя на улицу. Услышав, что она вошла, резко обернулся, и теперь они замерли друг напротив друга, разделенные пространством комнаты.
Мальчик настороженно смотрел, как Полина пересекает детскую, приближается к нему. Взгляд его был испуганным, он вжал голову в плечи, словно опасаясь, что Полина может ударить его.
– Не бойся, – проговорила Полина. – Мне только нужно кое-что проверить.
Подойдя к Алику, она обхватила руками его голову, ощутив мягкость волос. Развернула мальчика лицом к окну, чтобы разглядеть получше, и тут же отступила назад, застонала, прижав ладони к щекам.
– Нет! – прошептала она, отрицая очевидное. – Не может быть!
Глаза Алика, еще недавно ярко-синие, поменяли цвет.
Мальчик, что стоял сейчас перед ней, был кареглазым.
Спустя некоторое время они сидели рядышком на его кровати. Алик снова называл Полину на «вы» и по имени, а не мамой, и держался стеснительно, несмело, как будто они не прожили под одной крышей почти год, а все еще были едва знакомы.
Хотя почему же «как будто»? С настоящим Аликом она действительно познакомилась только что.
– Вы… поменялись? – приглушенным голосом спросила Полина, не зная, как лучше сформулировать свой вопрос.
Но Алик отлично понял, что она имела в виду.
– Мы поехали в Выпь. Оно уговорило Женю сходить к озеру. – Мальчик содрогнулся худеньким тельцем. – И перешло в него.
Ничего более ужасного Полина не слышала за всю жизнь. Сомнений быть не может: ее мужем овладело неведомое существо. Она изо всех сил старалась сохранить присутствие духа, но открывшаяся правда навалилась, как холодная могильная плита.
– Что оно такое? Ты помнишь, как жил, когда оно было внутри тебя? – прошептала Полина на ухо Алику. – Нам с тобой надо понять, что делать!
Мальчик грустно смотрел на нее, тонкое красивое личико было не по-детски горестным. Вместе с синевой глаз ушли пугающая неестественность, надменность и холод, которым прежде веяло от Алика. Безупречного и опасного сказочного принца больше не было: перед Полиной сидел несчастный, перепуганный, одинокий ребенок. Она не удержалась, привлекла его к себе, поцеловала.
– Не отвечай, если тебе тяжело вспоминать.
– Про то, что было в пещере, когда мы туда с ребятами пошли, я совсем ничего не помню. А после это было как… Как будто спишь и смотришь на себя со стороны. У вас бывают такие сны?
– Бывают.
– Я видел издалека, как мама плачет, как она боится меня, и мои друзья… – Лицо его страдальчески сморщилось. – Они больше меня не любили! Никто не любил, потому что я был плохим, очень плохим. Я обижал всех! Но только это был не я!
– Знаю, знаю, малыш! – Она попыталась утешить его, принялась гладить по голове и плечам, но он этого не заметил, поглощенный своим горем.
– Но я не всегда мог видеть. Чаще всего я просто сидел один в каком-то… темном нехорошем месте. Мне там не нравилось, но я не мог уйти. А когда он разрешал, я видел, что все становится хуже и хуже…
«Только ему тут не понравится. Это нехорошее место. Здесь плохо!» – снова всплыли в памяти Сонины слова, произнесенные тогда, во сне.
– Мама умерла. И Саня с Илюшей. А тот, другой Алик был рад. Смеялся, ему было хорошо от
