Библия.
Ярик машинально вынул Библию и стал ее разглядывать.
Библия, Библия… При чем здесь Библия?
«Ее читал твой брат», – вкрадчиво сообщил внутренний голос.
Да, ее читал Митрич. Ярик вертел в руках Книгу книг и никак не мог взять в толк, почему увлечение Митрича Библией внезапно вызвало в нем неприятное ощущение.
«Он ведь забрал ее с собой, тупица», – прошептал тот же голос, и руки Ярика на мгновение дрогнули.
«Ну и что, – сказал он себе, собравшись с мыслями. – Может, у Дины было две Библии?»
Это объяснение вполне устроило его, и Ярик поставил Библию обратно на полку. Однако осадок в душе все же остался. Как крохотная заноза в пальце – вроде не сильно болит, но все время напоминает о себе.
Вечером на Ярика навалилась тоска. Он маялся, раздражался по любому поводу, и даже сумасшедший секс с Диной не прибавил настроения. Надувшись, Дина отвернулась к стенке и мгновенно уснула. Спустя некоторое время Ярик тоже погрузился в сон. Тяжелый и беспокойный.
Он проснулся от кошмара. Ему приснилось, словно он снова занимается любовью с Диной и неожиданно чувствует, как ее кожа становится странно податливой и дряблой. Он отстраняется от нее и с ужасом видит, как с ее лица лохмотьями слезает кожа, на гниющем мясе вскакивают пузыри. Потом он услышал голос Руты… Он доносился откуда-то снизу, и, наклонившись, Ярик увидел гроб. Голос шел оттуда.
«Выпусти меня! – натужно кричала она, будто кто-то надавил ей на грудь. – Ярик, пожалуйста, я люблю тебя! Выпусти меня!..»
Мокрый от пота, он со страхом поглядел на спящую Дину. Беззвучно плача, он слез с кровати и в одних трусах вышел на крыльцо. Небо уже начинало светлеть, звезды блекли и таяли, как льдинки на солнце. Было холодно, но молодой человек и не думал возвращаться обратно в дом. Он силился вспомнить Митрича, Руту, но воображение рисовало какие-то мутно-серые пятна.
69
Если бы не цепочка кровавых следов Тимы, Шмель бы точно заблудился. Он шел и шел, ругая на чем свет стоит своих бывших напарников, по чьей вине он теперь вынужден блуждать по лесу, и наконец вышел к знакомой полянке.
– Ты что, заблудился? Или решил меня подождать? – обратился он к трупу Вахи. Шутка показалась Шмелю ужасно веселой, и он снова закудахтал от смеха. Правда, он быстро замолчал – внутри у него что-то резко сдвинулось, и мышцы живота мучительно заныли.
– Бедный наш Ваха, – бормотал он, осматриваясь кругом в поисках своего пистолета. – Бедный, глупый, тупой Ваха.
Наконец он нашел свой «глог» в траве, в магазине оставались еще восемь патронов. Так, этого вполне должно хватить на близнецов. Он угостит их хорошим свинцовым обедом, даже с добавкой, если пожелают.
– Я бы похоронил тебя, Ваха, – сказал он, оглядывая напоследок труп Вахи. – Но у меня куча неотложных дел. Ты был нормальным парнем, глупым, но нормальным. Вот Тима – настоящий ослиный хер.
Лицо Шмеля перекосилось от гнева, как только он вспомнил о раненой ноге. Да, кстати, о птичках. Было бы неплохо подыскать что-нибудь наподобие клюки, так как идти без опоры чрезвычайно неудобно. Неудобно и больно. Найдя подходящую палку, он отправился дальше. Его не смущало, что уже начинало темнеть, что голод разъяренно терзал желудок, что каждый шаг отдавался болью во всем теле. Глаза мужчины лихорадочно блестели, и он упорно шел вперед.
Он остановился лишь тогда, когда наступила глубокая ночь, и он не мог разглядеть даже собственную руку. Шмель прошел еще несколько метров и наткнулся на огромное поваленное дерево, где и решил остановиться. Застегнувшись на все пуговицы, он залез под дерево. Несмотря на пронизывающий ветер и влажную траву, мужчина мгновенно заснул.
Впрочем, спать ему пришлось недолго. Где-то в половине второго (он автоматически взглянул на часы) его разбудил вой. Шакалы. Уж их завывание Шмель не спутает ни с чьим другим.
Не успел он подумать, что как было бы здорово, окажись у него под рукой огонь (спички закончились во время бесконечного прочесывания леса, а зажигалка Тимы сломалась), как глухое ворчание раздалось совсем рядом.
Сонливость как рукой сняло, Шмель пробкой вылетел из-под дерева и выхватил пистолет. Яркие вспышки от выстрелов на мгновение осветили морды голодных тварей, почти вплотную подобравшихся к нему. Шмель закричал, он нажимал на спусковой крючок и кричал вне себя от страха и ярости – пройти такой путь и закончить его в утробе этих падальщиков? Нет уж, хрена лысого!
Он опомнился, когда затвор выплюнул последнюю гильзу, а палец продолжал по инерции жать на спусковой крючок. Где-то невдалеке он услышал жалобное повизгивание и испытал злорадство. Значит, кого-то он все же зацепил. Он торопливо зарядил «глог» обоймой, которую вытащил из пистолета Вахи, и замер.
«Это последние патроны», – пронеслась у него мысль, и он неуверенно опустил руку. Шакалы, конечно, дело неприятное, но куда неприятней оказаться перед Шевцовыми безоружным. Если он потратит на этих тварей все патроны, за близняшками придется охотиться с палкой, которую он подобрал на полянке. К счастью, вой удалялся. Вдалеке еще было слышно злобное рычание, к которому примешивался скулеж раненой твари, потом все стихло. Некоторое время Шмель неподвижно стоял, облизывая обметанные лихорадкой губы, после чего снова полез под дерево.
За ночь он просыпался еще дважды, но шакалы больше не осмеливались приблизиться к нему.
70
Как ни спешил Шипов, по-любому выходило, что в свой поход он сможет отправиться не раньше завтрашнего утра. Нужно было решить еще два небольших дельца. После сделанных им необходимых покупок в «Миллионе нужных мелочей» он отправился прямиком на работу и, подняв архивные сводки о происшествиях в округе, принялся делать какие-то записи.
Через пару часов он сидел в машине и внимательно изучал написанное:
«…12 июля 1991 год… к западу от Гриднева, безвестное исчезновение 9-летней Марии Лимановой…»
«…24 августа 1992 год… Во время отдыха студентов в „Изумруде“ бесследно исчезли Соколов Михаил и Четин Василий… поиски прекращены…» И так далее, всего около десяти подобных эпизодов, и ни в одном случае тела не были обнаружены. Особого внимания заслуживало одно из последних происшествий:
«…30 июня 1995 год… вечером в тайге, в десяти километрах от поселка Разумово произошел пожар в избе лесорубов, в которой находились пять человек… двое погибли от ожогов, двое пропали без вести… в живых остался Симонов М., доставлен в областную больницу…»
Теперь Шипов направлялся в бар «Элита». Забавное название, если принять во внимание, что основной контингент этого заведения состоял из местных работяг, лесорубов, уголовников и просто опустившихся личностей. Он знал этого Симонова – самолично засадил его на полтора года за хулиганку.
Внутри бара горели всего две тусклые лампы, отчего создавалось впечатление, будто находишься в подвале, а не в баре. Старые, растрескавшиеся столы были тем не менее чисто вымыты, из туалета пахло хлоркой. Шипов знал, что к закрытию бара (а это происходило около двенадцати часов) оттуда будет нести таким амбре, что хоть затыкай нос.
– А, доблестная милиция пожаловала, – сдержанно приветствовал его Рустам, владелец заведения. Шипов пожал протянутую руку.
– А ты все полнеешь, Рустам, – сказал Шипов. – Перестань копать себе могилу ложкой, твое сердце стонет и просит тебя об этом.
Огромный мужчина махнул рукой.
– Оставим мой вес в покое. С чем пожаловали, могу узнать? – спросил он, вытирая руки о полотенце. – Налоги вроде платим регулярно…
– Симонов все еще приходит к тебе? – поинтересовался Шипов.
