У меня челюсть отвисла:
— Что?!
— Чему вы удивляетесь, Ольга Сергеевна? Господин берет любую из нас или сразу нескольких из нас: меня, Лилю — дочь садовника, Дорику, которая посуду моет, Чирашку, которая…
— Хватит! Вещи собирай!
Я осела на стул и уставилась в окно. Кажется, вон там как раз идет Лиля, которая дочь садовника. Если пять минут назад я считала Шакку извращенцем, то теперь и слова подходящего подобрать не могла. И чего же он ждет от меня? Такой же бездушной преданности в ублажении всех прихотей? Вообще любых прихотей? Да я, даже рискуя жизнью, изобразить подобного не смогу!
Глава 10
Спальня господина располагалась в другом крыле, да еще и на втором этаже, где я ни разу не бывала. Мой исследовательский интерес не настолько исследовательский, чтобы заглядывать в каждый закуток помещения, в котором я не собиралась оставаться. А теперь, по всей видимости, придется.
Перед большой деревянной дверью я остановилась и опустила голову, чтобы окончательно настроиться. И тут же получила болезненный тычок в плечо. Вскрикнула и отскочила на полметра. Да откуда в ней столько силы? Такой терминаторше телохранителем подрабатывать надо, а не горничной.
— Марушка! Ты что творишь?!
— Вы ведь сами приказывали…
— Это если я рыдать начну! Или расклеюсь!
— А, простите, ошиблась.
Я скрипнула зубами и сама открыла дверь. Вошла в огромную комнату, болезненно морщась и потирая место удара. Марушка осталась в коридоре, и от этой мысли злость на нее тут же прошла. Хоть я и понимала, что ждать от нее помощи не приходится, но все же ее компания была приятней, чем господина Шакки.
Он сидел в большом кресле с резными ножками. При моем появлении отложил книгу на столик рядом и молча уставился на меня. Красивый, черт, ничего не скажешь. И эта его извечная расслабленность тоже придает всему образу каких-то дополнительных бонусов, особенно когда точно ощущаешь, что ему хватит секунды — оказаться рядом, перерезать горло тонким лезвием и снова усесться за свою книгу в той же самой расслабленной позе.
Я прошла в центр, неуверенно осмотрелась, а потом без приглашения села на край огромной кровати.
— Ну и чего вы ждете, господин Шакка? Я явилась, как вы приказывали. Когда насиловать начнете?
Он чуть приподнял бровь.
— Насиловать?
Я в ответ зло усмехнулась, но поскольку никакой реакции не дождалась, продолжила сама:
— А в вашем мире это как-то иначе называется?
— То есть мне придется тебя именно насиловать? — он выдал улыбку только глазами. — До сих пор ни разу не сталкивался с такой необходимостью.
Я развела руками:
— Конечно, не сталкивались! Окружили себя послушными куколками, которым только рукой махни… Вы же тут полнейший тиран, повелитель темных сил и оверлорд!
— Мне неизвестно это понятие. То есть ты используешь слова Тайишки, а те, которым нет аналога в нашем языке, заменяешь на свои?
Странный поворот разговора. Хотя я предпочла бы всю ночь разговаривать, но на этот вопрос у меня ответа не было:
— Понятия не имею, как это происходит! Это тоже важно для ваших исследований?
— Пока не знаю. Но у меня возникло уже несколько версий, которые нужно проверить. Если хоть одна из них окажется рабочей, то я получу от тебя больше, чем сначала рассчитывал.
— Так давайте исследовать! — обрадовалась я.
— Утром начнем, — теперь губы его изогнулись в едва заметной улыбке. — Сегодня предлагаю исследовать другие вопросы.
Поняв, на что он намекает, я поникла. Некромант так и сидел в своем кресле, но теперь показалось, что он разглядывает меня пристальнее обычного. Я будто физически это ощущала.
— Ольга, — сказал чуть тише. — Я хоть когда-то могу рассчитывать на твою искренность? Собственно, от этого и будет зависеть, придется мне тебя насиловать или нет.
Я неуверенно скосила взгляд на его лицо:
— Спрашивайте. Снова угрожаете, но я за последний час научилась расставлять приоритеты. Так что постараюсь быть настолько искренней, насколько умею.
— Хорошо.
Некромант вдруг встал и шагнул ко мне. Я тоже нервно вскочила и спонтанно вскинула ладонь, как если бы останавливала его от сокращения дистанции. А он как будто и не собирался делать последний шаг.
— Твой любимый в том мире не целовал тебя? Я правильно понял, что у вас никаких подобных отношений и не было?
— Правильно, — буркнула я. О Дмитрии Александровиче вспоминать уж совсем не хотелось, чтобы не накрыло тоской окончательно.
— Нет-нет, не отводи взгляда, — он протянул руку и поддел двумя пальцами мой подбородок. — Если уж смущаешься, то я хочу это видеть.
После таких слов совсем не смутиться не получилось бы. Но я заставила себя смотреть прямо ему в глаза. И никак не могла понять, что же приводит его в такое довольство:
— Замечательно. Получается, что я стал первым, кто вообще тебя поцеловал? В том самом облике, который тебе так не нравился.
На это я уже могла возразить, даже улыбка проскочила:
— Далеко не первый, господин Шакка! Я вам больше скажу — до встречи с Дмитрием Александровичем я с мужчинами не только целовалась!
— Серьезно? — кажется, он на самом деле удивился. — И никому из них супругой не была?
— Никому!
— Потрясающе, — сказал это с почти настоящим весельем.
Уж не знаю, что его потрясало, но меня просто изнутри разорвало бы, не добавь я:
— По взаимному согласию и к взаимному удовольствию! А если бы меня кто-то из них попытался изнасиловать, то я была бы не я, если бы он после этого остался на свободе, живой и здоровый. Понимаю, что сейчас совсем другой расклад, но вы на всякий случай запомните.
Теперь он тихо усмехнулся:
— Я на память вообще не жалуюсь, потому запомню. Но вряд ли эта информация хоть как-то касается меня.
Поморщилась устало. Он прав, что тут скажешь? Может меня даже на лоскуты порезать — и ничего ему не будет. С другой стороны, почему он задает странные вопросы, а не швыряет меня на кровать? Если бы только изнасилование было его целью, то я бы сейчас уже кричала от боли и отвращения. Но он продолжает расспрашивать. Похоже, не преувеличивал, когда говорил про исследовательский интерес.
— На меня смотри, Ольга, — вот если бы не такие холодные распоряжения, то я бы вообще расслабилась. — Я предлагаю тебе еще одну сделку. На сегодняшнюю ночь.
Я заинтересовалась:
— Сделку?
— Да. Ты не испытываешь ко мне желания. Или испытываешь, но твоя гордость пострадает, если я об этом узнаю.
