Я беру клецку и макаю в тарелку. Тесто впитывает соус и становится коричневым.
— Таша, ты какая-то тихая, — замечает мама.
Мы с Клавдией шутим, что мама постоянно заставляет людей говорить. Юмор в том, что она изучает речевые патологии, но что-то в этом есть. Мама умеет ненавязчиво, исподволь раскручивать людей на разговор. Я подозреваю, что это связано с ее новозеландским акцентом, который она не меняла даже после двадцати лет жизни в Штатах. Я говорю «меняла», а не «избавлялась», потому что мама специалист по акцентам. Если ей приспичит, она легко сойдет за шотландку, а за кентуккийку уж тем более, но она предпочитает так не делать.
— Думаю про бабушку с дедушкой, — отвечаю я честно, прежде чем осознать, что папе и так тоскливо. Я смотрю в его сторону: у него в глазах застыло пустое, отрешенное выражение. Он тут же замечает мой взгляд, встряхивается и улыбается:
— Что ж, — заявляет он, стукнув по столу кулаком, — они бы вами двумя точно гордились! Одна поступила в Вэнди, другая - будущий Вуди Аллен!
— Пап, — корчу я гримасу, — я ж тебе говорила, что ненавижу его! Если уж сравниваешь меня с кем-то, пусть это будет Орсон Уэллс. Или Элиа Казан.
Папа зачерпывает огромную ложку мяса и с набитым ртом произносит:
— Ничего так амбиции! — И подмигивает мне.
Я закатываю глаза.
— Кстати… — начинаю я и понимаю, что не могу толком сформулировать новости.
Но без этого уже не обойтись, потому что родители заинтересованно смотрят на меня.
— Кстати? — торопит мама.
— Ну… Вчера у нашего сериала неплохо так прибавилось фанатов. О нас упомянула одна знаменитость, и у нас совершенно бешеные просмотры.
— Таша, это чудесно! — тепло отзывается мама.
— Прекрасные новости, — соглашается папа. — Это тот, который про чай?
Я напоминаю себе, что мои родители на тридцать лет старше меня и просто не могут во всем этом разбираться так же, как я.
— Про чай - это влог, — объясняю я. — А сериал - это современная версия «Анны Карениной».
— Ну и амбиции, — с улыбкой повторяет папа. — Моя девочка!
Мне очень приятно, что папа мной гордится, а еще, что я отвлекла его от мрачных мыслей. Но, как выясняется, отвлекла ненадолго, потому что он тут же говорит:
— Не могу поверить, что теперь так будет всегда. Начинай уже привыкать, что ты единственный ребенок. Мы утопим тебя в заботе, так что думать забудь о парнях. Добром это не кончится.
— Спасибо, папа, — сухо отвечаю я.
Лучше не добавлять, что так будет не всегда, а только в течение года. Потом я тоже поступлю в колледж. Первым - и, если честно, единственным - пунктом в моем списке идет Вандербильт. Мне нравится Нэшвилл, а еще в Вэнди отличная школа кино. Но мисс Детер, специалист по профориентации, постоянно повторяет, что с моими оценками попасть в Вандербильт будет непросто, а с самого начала специализироваться на кино не слишком практично.
— Вообще не спеши с выбором направления, — говорила она в марте. — Тебе нужен университет с широким выбором специальностей. Если ты решишь, что кино не для тебя, всегда сможешь получить какое-нибудь другое образование. А если это правда твое, ты сможешь поехать стажироваться или учиться дальше в Лос-Анджелес или в Нью-Йорк с более широкой степенью бакалавра искусств.
Мисс Детер не только отговаривает меня от кино, но и думает, что мне надо забыть про Вэнди и поступать в Кентуккийский университет.
— Ты можешь получить неплохие знания в сфере коммуникаций, искусства или, возможно, английского языка, — предложила она в доблестной попытке, не знаю, профессионально ориентировать меня, что ли? — А еще тебе почти ничего не придется платить за обучение, потому что ты в своем штате и посещала Губернаторскую школу искусств. Просто хорошенько все обдумай, Таш.
Я об этом думала. И вот что надумала: если я не вырвусь из Лексингтона, застряну тут насовсем. Я придумаю кучу оправданий тому, что так ничего и не добилась, сопьюсь и стану типичным персонажем песни Брюса Спрингстина.
Да, я, конечно, не Клавдия. Мне не хватит мозгов на стипендию в частном университете вроде Вандербильта. Мне еще очень, очень повезет, если меня вообще примут. И да, я помню, что это будет очень дорого стоить, но разве не все так живут? Разве не на всех, кому за двадцать, висит неподъемный долг за образование? И потом, это же Вандербильт! Каменная кладка, решетки и башни из слоновой кости! А Кентуккийский университет это женское общество и уродливые экспериментальные здания из семидесятых. Это подземные туннели и бешеные пробки в футбольный сезон. А еще он такой… знакомый. Я всю жизнь ездила по его улицам, играла на пианино в Школе искусств и смотрела постановки в корпусе Комплекса изобразительных искусств. Мне нужно какое-то разнообразие. Какой-то отдых от штата Кентукки. Место, где я не встречусь снова с половиной своих одноклассников.
И нельзя сказать, что я поступаю совсем уж безответственно. У меня есть план. Я смотрела информацию по студенческим займам и стипендии, а еще летом работаю в Old Navy. Да-да, я в курсе, что моя зарплата за все лето не покроет даже стоимости учебников за один семестр, но я делаю хоть что-то. Я делаю все, чтобы моя мечта сбылась. Так должно выглядеть целеустремленное движение к цели. Правда же?
— Мы с папой хотим посмотреть фильм, — произносит мама, разрезая вилкой клецку. — Хочешь с нами? Мы можем доехать до «Крегера» и посмотреть, что там идет.
Я медленно жую. В последнее время мама с папой слишком часто предлагают проводить время вместе. Окончание школы - всегда большое эмоциональное потрясение для родителей, и они, похоже, решили зажать меня между собой на диване, чтобы притупить боль от скорой разлуки со старшей дочерью. Перспектива ее слишком приятная, даже не будь у меня желания пропялиться в ноутбук весь остаток вечера.
— Если честно, я немного устала, — осторожно отвечаю я.
Папа немного грустно спрашивает:
— Может, как-нибудь на днях? Соберемся все вчетвером. Позволим вам выбрать фильм.
Это значит - позволят выбрать Клавдии, потому что у нас с ней диаметрально противоположные вкусы, а у нее сейчас «последнее лето» и ей все можно.
— Да, будет круто, — говорю я вслух. — А сегодня не буду портить вам романтический вечер.
Мама беззаботно смеется:
— Да-да, я, папа, Том
