Губы Авы дрогнули в легкой улыбке. Постепенно теряя свою суровость, она прильнула к парню в ответ и позволила поцеловать себя в щеку, почти у самого века.
— Да и в остальном, где я еще такую как ты найду, чтобы так поэкспериментировать в постели? — спросил Том, слегка помахав расческой. — Поди отыщи девушку, которая сама попросит себя отшлепать, да еще и чем-то увесистым, а не просто ладонью. По крайней мере я до тебя ни одной не встречал.
— Зачем тогда меня постоянно подкалывал, а не предложил еще раз попробовать? — резонно поинтересовалась Ава, чуть изогнув бровь.
— Стеснялся, конечно же! — громко прыснул Том. — Знаешь ли, очень неловко признаваться в том, что дико понравилось пороть девушку по попе. У меня еще никогда так не стоял, как в тот раз…
— Мммм… — довольно протянула Хейз. — Так чего же мы ждем тогда?
Наконец-то придя к согласию, молодые люди бросились обратно к кровати. Ава забралась с ногами на постель, встала на колени и уперла локти в покрывало. Том пристроился позади нее и высоко поднял полы атласной сорочки, обнажая попу девушки. С любовью и удовольствием погладил ее белоснежные ягодицы, но бить по ним тем не менее не торопился.
— Так мы начнем? — вновь начиная нервничать и краснеть, спросила Ава и обернулась через плечо.
— Начнем, котеночек, когда ты меня попросишь, — криво усмехнувшись, потребовал Том.
— Пожаааалуйста, милый, — немного наигранно протянула девушка и состроила жалостливую гримасу.
— Нет, нет, не так! — строго покачал указательным пальцем парень. — Назови своим господином.
— Шутишь? — скривилась Хейз.
— Абсолютно серьезно, — заверил ее Том и слегка погладил по оттопыренной попе. — Просто скажи: «Пожалуйста, мой…»
— Пожалуйста, мой господин… — невнятно пробормотала Ава, залившись ярким румянцем.
— Не слышууууу! — издевательски протянул парень.
— Пожалуйста, мой Господин, — громко и четко повторила девушка и к собственному удивлению поймала себя на мысли, что звучит не настолько уж и плохо. И не так сложно произносить, как казалось поначалу…
— Вот так-то лучше, — довольно одобрил Том и ударил Хейз плоской стороной расчески по заднице. Удар вышел весьма болезненный и чувствительный. Ава громко охнула, вся вскинулась и подобралась. Место, куда попала расческа, горело будто от ожога. Но Том, видимо, рассудил, что так и должно быть и продолжал бить с той же силой.
Ава мертвой хваткой вцепилась в покрывало и тихо поскуливала в такт ударам, нещадно закусывая нижнюю губу. Боль врезалась в тело тупым ножом, но самое удивительное, что, постепенно подстраиваясь и привыкая, девушка вновь ощутила прежнее удовольствие, которое так вскружило ей голову в первый раз. Оно снова наполнило ее, захватило всей сутью и вместе с болью поглотило без остатка. Так странно, так необычно… Но так хорошо.
Том оказался прав. Она и вправду настоящая мазохистка.
— Мы с Томом так разыгрались и завелись в тот раз, что больше уже не могли отказаться от подобных игр. Мы будто заново воспылали друг к другу, но намного сильнее и ярче, чем когда познакомились. И, естественно, со всей страстью ударились в эксперименты. В следующий раз Том пустил в ход ремень, предварительно завязав мне глаза и руки. Затем в ход пошел воск, а через пару недель я купила наручники, приковала нас запястьями к изголовью кровати и в таком положении мы провели всю ночь, до самого рассвета занимаясь любовью…
Через некоторое время стало ясно, что остановиться нам уже не под силу. При этом заводилой скорее была я, а Том несся за мной, то и дело стараясь обогнать больше из чувства соперничества, чем по какой-то другой причине. Для него все то, что мы вытворяли, было только забавной игрой, несерьезными шалостями, в то время как я уже не представляла себе удовольствие без боли. То есть мне продолжал нравиться ванильный секс, почему нет? Но без периодических сцен жестокости и унижения, он становился пресным и серым. Те моменты, когда меня били и мучили, разжигали во мне такое пламя, что оно расцвечивало новыми пестрыми красками даже легкие дежурные поцелуи. Я пылала, как феникс, и наполнилась такой страстью, что готова была горы свернуть. Во мне кипело столько сил, столько любви и вдохновения. Настолько живой я себя никогда прежде еще не чувствовала и понимала, что впредь не смогу отказаться от всего того, что меня так распаляет.
Какое-то время мы с Томом были так увлечены своими экспериментами, что все наши отношения сконцентрировались только на них. Мы постоянно придумывали что-то новенькое, подстегивали друг друга и провоцировали. Ни о чем другом даже думать не могли. Скупили кучу всякой фигни в секс-шопе — все эти дурацкие карнавальные стеки и дешевые наручники, которые разваливаются после первого же использования. Но мы тогда еще не знали, что настоящие девайсы надо заказывать, да и денег у нас на такие игрушки попросту не было. Мы даже в веревках и воске не разбирались толком — я очень поздно начала штудировать нужные статьи с советами и правилами, а Том никогда ничем подобным и не интересовался вовсе. Он не видел в том никакого смысла, это ведь просто игра… До сих пор удивляюсь, как мы в ту пору друг друга не покалечили на всю оставшуюся жизнь.
Иногда мы менялись. Тому нравилось властвовать надо мной, но не меньше его заводило, когда сверху оказывалась я. Признаться честно, мне было приятно раз-другой побыть Госпожой. Власть и чувство превосходство пьянит. Но меня совсем не так, как боль и пытки.
И все же я иногда облачалась в меха Венеры и делала с Томом все, что мне вздумается. Все то, что втайне хотела, чтобы он повторил со мной…
— «И покарал его Господь и отдал в руки женщины»[1], - сладко промурлыкала Ава, поигрывая черным стеком, и вскочила на постель. Она встала прямо над расплетавшимся на простынях Томом и смерила его надменным взглядом. Руки ее любовника были привязаны к изголовью кровати бордовыми шарфами, но глаза пока еще не закрыла шелковая повязка, и он с восторгом рассматривал стоящую над ним возлюбленную, принявшую нынче ночью образ властной Госпожи.
— Что ж, мой раб, — продолжая играть выбранную роль, томно произнесла Ава. — Ты очень плохо себя вел в последние дни.
— Да, моя Госпожа. Признаюсь и каюсь, — вдохновенно вторил ей Том, чуть приподнявшись. Губы Хейз дрогнули от едва сдерживаемой глумливой улыбки, но ей все же удалось взять себя в руки и продолжить в прежнем театрально-пафосном духе. Жаль только подбитой соболем кацавейки не хватало на плечах для полноты образа… Да и хлыст из хорошо выделанной кожи тоже бы не
