Храня леденящее душу молчание, Рид медленно прохаживался вокруг своей рабыни и время от времени надолго останавливался то сбоку, то позади. Он водил петлей хлыста по ее телу, даже не ласково, а как будто отстраненно… Чтобы в следующей момент нанести хлесткий и невероятно болезненный удар по той части тела, которая ему приглянулась. Но куда и когда именно он ударит в следующий раз, Ава предугадать не могла. В ее руках была зажата спасительная монета, и она точно знала, что если оступится и потеряет равновесие, то Роберт тотчас же подхватит ее и перережет веревку, но менее страшно от этого ей не становилось. Ожидание нового удара мучило ее, и даже та волна блаженства, которая прокатывалась по ее телу после, не спасала от животного инстинктивного ужаса перед болезненными ощущениями. Ведь боль остается болью, какое бы сильное возбуждение ни шло с ней рядом рука об руку.
Ведя по телу рабыни петлей хлыста, Роберт неспешно обогнул ее по дуге, остановился и после секундной паузы со всего размаху ударил по спине. Ава сдавленно взвыла и, неловко качнувшись, крепко вцепилась в держащую ее веревку свободной рукой. Второй она сжала в кулаке монету, невольно впиваясь ногтями в ладонь. Из-под кожаной глухой маски по раскрасневшимся щекам потекли новые слезы.
Выждав немного, Рид ударил рабыню снова, а потом еще раз и еще. Ава едва удерживала равновесие и чувствовала, как кожа огнем горит в тех местах, к которым прикасался хлыст, а согнутая нога, кажется, окончательно онемела. Но она терпела и не собиралась бросать монету на пол, требуя прекратить игру. Ей и самой было интересно, как долго она еще сможет продержаться.
Послышался звук упавшего на стол хлыста. Кажется, Роберт решил сменить девайс на другой, но какой? Ответ не заставил себя долго ждать, и когда острая и холодная поверхность металла коснулась ее живота, внутри у Авы все сжалось от страха. Нож.
С явным наслаждением Роберт медленно провел кончиком длинного лезвия по телу своей рабыни. Он не давил и не резал ее, но от прикосновений остро заточенного металла Ава инстинктивно пыталась сжаться. Рид вел нож по ее животу, по бокам и прикасался к груди. Он сегодня позволил ей прикрыться широким шелковым шарфом, который прятал ее прелести и обвивал концами шею, но скользящее поверх ткани лезвие все равно доводило до ужаса. В любой момент Роберт мог надавить чуть сильнее и пустить своей рабыне кровь, но он не торопился и наслаждался игрой в неизвестность, которая так пугала Аву.
Лезвие скользнуло вверх и Рид медленно провел кончиком ножа по руке девушки, от подмышки до локтя… И снова вниз, но уже не к груди, а к шее. Ава невольно запрокинула голову, со страхом ощущая, как острие движется вдоль ее горла, а затем по линии челюсти, пока Роберт не остановился на ее подбородке. Она чувствовала, как он смотрит на нее, как изучает ее лицо, и судорожно сглотнула густую слюну. Она не могла видеть своего Господина, но даже так его взгляд пугал ее до дрожи. Ей хотелось спрятаться от него, сжаться в комок и забиться в самый дальний темный уголок, где ее никто не найдет. Где он ее не отыщет. И только желание выслужиться заставляло ее держаться и не впадать в животную панику.
Наконец-то Роберт отнял от ее подбородка нож и вновь перекинул свое внимание на тело рабыни. Он зашел ей за спину и прикоснулся лезвием к ее спине. Внутри у Авы все похолодело. Почему-то ей показалось, что ее спину он точно щадить не станет… Но нет, Рид не спешил добавлять к красным набухшим следам от хлыста кровавые полосы. Острие едва касалось нежной кожи, пока он рисовал на теле своей нижней невидимые узоры. Так долго, что начало казаться будто пытка не кончится никогда. Но, вдоволь наигравшись со спиной Авы, Роберт прикоснулся лезвием к ее задранной пятке и надавил. Вся сжавшись, насколько ей позволяло неудобное положение, девушка тихонько заскулила. Риду нравилось играть с ее ступней, водить по ней ножом, покалывать пальцы, щекотать, пока внутри Ава умирала от страха. И то, как она вздрагивала и жалобно поскуливала, явно безумно его забавляло.
Проведя в последний раз по пятке рабыни, Роберт убрал нож и отошел. Он встал сбоку от Авы и рывком стянул кляп вниз. Тугой узел освободил рот, и тонкие нитки слюны упали на подбородок. Ава машинально размяла челюсть и судорожно вздохнула. Она устала, и сил стоять с занесенными руками и согнутой ногой уже не было никаких. Рид медленно наклонился к ней и, обжигая горячим дыханием, приказал:
— Умоляй.
Аву пробила крупная дрожь, на глазах под маской опять навернулись слезы. Она еще раз глубоко и нервно вздохнула.
— Пожалуйста, мой Господин, пощадите меня. Отпустите меня… — тихонько залепетала она, глотая слезы. — Прошу вас… пожалуйста…
Рид презрительно хмыкнул, поймал веревку, шедшую от столба к железному кольцу наверху, и натянул. Руки Авы потянуло вверх, и она инстинктивно приподнялась на цыпочки. От боли и напряжения она еще сильнее сжала монету, и собственные ногти до крови вонзились ей в ладонь.
— Умоляй сильнее, — тихим, вкрадчивым и вымораживающим до самых костей голосом потребовал Роберт и натянул веревку еще немного. Подавшись следом за тянущей ее вверх силой, Ава болезненно застонала и, едва удерживая равновесие, на выдохе выпалила:
— Прошу вас, Хозяин, опустите меня, пожалуйста! Молю вас! Сжальтесь надо мной! Прощу!
Она почти выкрикивала слова, давясь горькими слезами, и ее мольбы звучали для ее Господина точно музыка. Она сбивалась, проглатывала слоги и буквы, унижаясь перед ним и теряя последние крохи гордости и достоинства. Пока наконец-то не принесла своему Хозяину удовлетворение.
Он отпустил веревку и тут же подхватил рабыню, не давая ей упасть и повиснуть на руках. Вернул ей прежнее равновесие и пока она глотала слезы перерезал путы на ее связанной ноге, узел за узлом. Веревки лопались, оставляя на белой коже узорчатые следы, красивые и пугающие.
— Не спеши, — строго приструнил Рид, когда рабыня попыталась сразу же встать на обе ноги, и, мягко придерживая за бедро и голень, помог ей разогнуть онемевшее колено. И только когда девушка опустила стопу на пол и нашла надежную опору, он перерезал ножом веревку у нее над головой. Волна облегчения
