Школьник махнул рукой. На этот взмах появились официанты в белом, с подносами. На подносах помещались тарелочки с кушаньем. В зале возник невыносимый запах падали и горелой резины. Официанты обносили ряды. Школьник взял руками огромного паука. С хрустом сломал хитин. Высасывал пахучую жижу. Надкусывал хрустящие лапки, выдавливал белую мякоть. Гости ели, давились. Некоторых рвало. Не желая показаться старомодными, они через силу ели многоногое, с колючими жалами, существо.
Араукария, казалось, трепетала, сгребала мохнатыми ладонями сгустки отвращения и зловония. Профессор Брауншвейг что-то шептал дереву, водил руками вдоль веток, словно гладил. Дерево выбрасывало из ветвей прозрачные вихри.
– А теперь, господа, эскорт! Сам подбирал, зная вкусы друзей! – радостно воскликнул Школьник.
На сцену стали выходить голые старухи. Теснились у края сцены, улыбались гостям искусственными зубами, белевшими в запавших ртах.
Здесь была огромная старуха с пластами желтого жира, ниспадавшего на бедра, с пухлым животом, половину которого закрывали огромные фиолетовые груди. Она кокетливо раздвигала и сдвигала колени, показывала желтый истлевший клок шерсти.
Рядом была худая старуха с пустыми, висящими грудями, на которых торчали сморщенные, как урюк, соски. Ее седые волосы были рассыпаны по костлявым плечам. Она манила к себе гостей синими пальцами в перстнях.
Тут была одноногая женщина на костыле с розовым обрубком. Были женщины-уроды с огромными непомерными бедрами и вывернутыми ногами в синих венах.
Все улыбались, манили к себе, а потом спустились в зал, смешались с гостями. Те, обнимая их, удалялись в кабинеты. И оттуда слышался хриплый старушечий смех.
К Подкопаеву подошла рыжая, с крашеными волосами старуха, у которой вместо одной груди болтался обрезок. Показывала ему свои подмышки, заросшие седым войлоком. Стала к нему ластиться, выговаривая: «Хау ду ю ду».
Подкопаев смотрел на магическое дерево. Оно вонзало ветви в зал, выстреливало прозрачными взрывами, от которых туманился воздух. Профессор Брауншвейг извивался вокруг араукарии, припадал к ней чреслами, кусал ветки, словно хотел причинить ей боль. Они с деревом танцевали невиданный эротический танец. На губах профессора выступила пена.
Президент Вязов собрал вокруг себя молодежь. Он испытывал воодушевление. Здесь его слушали с обожанием, с доверием. Ему хотелось обратиться к этим свежим очаровательным людям с напутствием.
– Вы должны мечтать. Русский народ мечтатель. Только мечтая о братстве, справедливости, красоте, русский народ мог создать свое великое государство, написать великие книги и великую музыку, выиграть самую страшную в мире войну, улететь в космос. Мечтайте! Мечтайте о недоступном, несбыточном, и тогда оно сбудется!
Президент поднял руку, словно хотел указать на звезды. Почувствовал, как на него налетел ком тьмы, пошатнул, опрокинул навзничь. Он упал, задыхаясь, чувствуя, как вселившийся в него ком тьмы сжигает сердце.
Охрана кинулась его поднимать. Его уложили на диван, и к нему уже спешила бригада врачей, которая неотступно сопровождала его в поездках.
Глава шестая
Подкопаев лежал в своей утренней комнате, наблюдая, как полоса солнца из-за шторы плывет по стене. Он сравнивал ее с медленной солнечной улиткой, которая ползет по книгам на полке, по старомодной фарфоровой вазе, доставшейся от бабушки, по выцветшей акварели, нарисованной мамой во время их поездки в Суздаль.
Ночь была сумбурной, скомканной, лоскутной, сшитой из кошмаров и пробуждений. Он вспоминал события двух минувших дней. И эти события тоже казались сном.
Он пытался найти тот завиток, в котором его жизнь повернулась и пошла другим путем, непредсказуемым и опасным. Вечеринка с дурацкой «политической свадьбой» Камилы Вовчек и Лаврентия Бака. Белая простыня, залитая красным вином. Шелестящий блеклый Бритиков, которому удалось выманить его из уютной компании в военный госпиталь. Огромный, похожий на выловленную рыбу генерал Филиппов, в чьей руке текла загадочная темная река. Внезапная смерть генерала, оборвавшая смутный рассказ о каком-то заговоре. Отлетевший женский каблук, и женщина с лазурными глазами экзотической птицы, от которых нет сил оторваться. Его обморок в оранжерее с видениями, о которых уже не вспомнить. Масонский кружок миллиардеров, в который он почему-то был допущен. Жуткий концерт с воем ошпаренных животных, со зловонными пауками и мерзкой старухой, что показывала ему заросшие истлевшей шерстью подмышки.
Все было фантастично. Могло войти в его будущий роман, а могло привести к погибели.
Телефонный звонок прервал его гадания.
– Надеюсь, ваш обморок не повторился? Вы заставили меня поволноваться, – это был голос Вероники, с тем волнующим переливом, который случается у птицы, захлебнувшейся в пении.
– Нуждаюсь в срочной медицинской помощи, – Подкопаев вскочил с кровати.
Он ждал этот звонок, мечтал услышать голос с крохотной горошиной, трепещущей в горле поющей птицы.
– Мои рецепты скорее похожи на заговоры. Несколько древесных листьев на лоб, несколько вещих слов, и больной исцелен.
– Давайте пойдем туда, где много древесных листьев.
– Тогда приходите через час на Воробьевы горы. Там будет много листьев и вещих слов.
Через час Подкопаев стоял на смотровой площадке. Японские туристы дружно щелкали аппаратами, снимали розовый Университет, блюдо Лужников, блестящий поворот реки с плывущим корабликом. Гора, поросшая лесом, спускалась к реке, и оттуда, где зеленели клены, липы, дубы, пахло недавним дождем, травой, мокрой корой.
Он увидел, как подходит Вероника, и задержал вздох. Так восхитительно она подходила. Он увидел ее не глазами, а пересохшими вдруг губами, задохнувшейся грудью, обращенными к ней ладонями.
Несколько мужчин, прошедших ей навстречу, обернулись. Она приближалась, стройно вышагивая. Пространство, их разделявшее, стеклянно трепетало, как солнечный мираж. Издалека сияли ее синие глаза. Он ждал, когда она подойдет, чтобы коснуться губами. Не коснулся, только ловил запах ее колдовских духов, который улетал с речным ветром.
– Накопилось много вопросов, – произнес он легкомысленно, чтобы скрыть свои чувства. – Какими чарами вы меня вчера одурманили? Почему эти известные люди называют себя «Амиго», «Альфонсо», «Феррари»? Что за чудовищный спектакль они разыграли? И зачем я им нужен?
– Похоже, вчерашний день был для вас днем потрясений. Что касается чар, вам придется привыкнуть к ароматам тропических растений. Теперь вы часто будете иметь дело с деревьями. Всеволод Борисович и его друзья – оригинальные люди, им свойственно играть. Не только на бирже. Теперь они затеяли какую-то новую игру, не знаю какую. Концерт со старухами, а там, кажется, были старухи, – это эпатаж, издевка над светской хроникой.
– А я? Зачем я?
– Возможно, они хотели бы видеть рядом с собой респектабельного писателя.
– Вы уже знаете, что я писатель?
– Я уже много знаю о вас. Ведь нам, как я понимаю, придется вместе работать.
– Боже, за меня уже все решено! Может, нас уже повенчали?
– Нас могли повенчать деревья. Но это никак не похоже на людское венчание.
– Это и есть ваши вещие слова, непонятные обычному человеку?
– Давайте спустимся к реке. Там есть пристань. Мы можем прокатиться на речном трамвайчике.
Они покинули смотровую площадку и стали спускаться с лесистой горы по тропинкам. Подкопаев
