Он нес в себе свой секрет, как гонец несет секретное послание царю, пробираясь сквозь посты врагов.
Подкопаев вышел на Пушкинской и направился по Тверской вниз к Кремлю. Его поразила пустота Тверской. Празднично сияли витрины, горели рекламы, сверкали электрические короны на деревьях, растущих из бетонных гнезд. Но не было ни одной машины, ни одного пешехода. Никто не толпился у входов в рестораны и ночные клубы. Асфальт пустынно блестел, словно покрытый лаком. Одиноко и бессмысленно мигал светофор.
Подкопаев торопился пройти это подозрительно безлюдное место.
Сошел на проезжую часть и заторопился туда, куда манили рубиновые звезды Кремля.
Он услышал за спиной странный треск. Дерево, растущее в бетонном гнезде, выдирало из земли корни, вываливало земляные комья. Отталкиваясь рваными корнями от асфальта, набросилось на Подкопаева. Тот увернулся. Несколько ветвей хлестнуло его по плечам. Он побежал. Но другое дерево выдралось из гнезда, кинулось вслед за ним, шумело и скрипело ветвями. Сбрасывало огненные змеи гирлянд, желая набросить их на Подкопаева.
Тот в страхе бежал, и деревья, украшавшие Тверскую, выламывались из гнезд, отталкиваясь корнями, как кривыми ногами, гнались за Подкопаевым.
Он попробовал перебежать на другую сторону, но и там деревья выпрыгивали из земли и бежали за ним.
Он промчался мимо памятника Юрию Долгорукому. Деревья шумной трескучей толпой торопились за ним. Он пробежал мэрию, и деревья, стуча корнями, настигали его, хлестали, вонзали суки. Хотели окружить, стиснуть своими кронами, задушить, не пустить к Кремлю.
Он миновал «Националь», Манеж, выбежал на брусчатку Красной площади.
Подкопаев задыхался, поскальзывался, был готов упасть на брусчатку. И тогда деревья, образуя парадные «коробки», пройдут по нему, втопчут в камень, и он, раздавленный, останется лежать перед Мавзолеем, у подножия собора Василия Блаженного.
Собор, как волшебное дерево, качал своими огромными цветами.
Подкопаев выбежал в Зарядье, где размещался парк. Деревья парка покидали свои места, присоединялись к погоне. Подкопаев убегал от них по бульварам, и деревья бульваров, оставляя ямы в земле, выламывались с хрустом и преследовали его. Деревья выскакивали из дворов, выбегали из переулков, стремились его поймать.
Он оказался в Тимирязевском парке. Огромные сосны и ели, дубы и клены гудящей толпой настигали его. Тяжелое дуплистое дерево наваливалось на него. Он падал, видя, как приближается огромный морщинистый ствол. В черном дупле светились два ярких лазурных глаза. Подкопаев очнулся в темноте своей комнаты, в которой еще звучал его истошный крик.
Утром позвонила Вероника. Ее голос, певучий, с чудесным переливом, развеял ночной кошмар, который был манией и наваждением. Ему захотелось немедленно ее увидеть.
– Приходи через час в Зачатьевский, – сказала Вероника. – Всеволод Борисович хочет нас видеть.
А в Подкопаеве вновь проснулся страх. Замерцал отблеск люстры в бокале с вином. Вытянулись плотоядные губы на беличьем лице Бородулина. Затрещали деревья, выламывая корни. Из черного дупла смотрели два синих немигающих глаза.
Встретились с Вероникой в приемной. Она была свежа, очаровательна. Повернувшись спиной к секретарю, чуть вытянула губы, изображая поцелуй. Подкопаев смотрел на нее. Не эти ли бирюзовые глаза смотрели на него из дупла?
– У тебя странный вид. Словно кто-то гнался за тобой, – засмеялась она.
– Гнался, еще как гнался! Ты не знаешь, на Тверской все еще стоят деревья?
– Я сегодня проезжала. Они стоят. Мне кажется, им не слишком уютно.
– Вот они и гоняются ночами за пешеходами.
– Это будет сцена в твоем новом романе?
– Ах, если бы только сцена! Бедный Бородулин! Второй раз ему не воскреснуть!
Секретарь пригласил их в кабинет. Помимо Школьника, в кабинете находился знакомый Подкопаеву глава самолетостроительной корпорации, которого называли Леоно. У него было самодовольное лицо и влажные глаза восточной красавицы. Здесь же присутствовал господин со странным именем Брауншвейг, один из потомков европейской династии.
Школьник, кивнув Подкопаеву, продолжал разговор:
– Я не предполагал, что Бертолетто имеет столь крепкое здоровье. Я полагал, что он не выдержит наших ударов. Но теперь, когда он стал отравителем и от него отворачивается мир, вряд ли ему устоять.
– Мне доподлинно известно, что Бертолетто несколько раз был госпитализирован, – сказал Леоно. – У меня есть врачи в Центральной клинической больнице.
– Сейчас, когда его весь мир называет ядовитой змеей, мы можем нанести ему последний удар! «Удар милосердия»! – засмеялся Школьник.
– У Бертолетто очень сильное прикрытие, – осторожно заметил Брауншвейг. – Наши удары хоть и достигают цели, но в ослабленном виде. Им выставляют преграду.
– Что, священники? Молитвы? Святая вода? – иронично спросил Школьник.
– Все это, конечно, присутствует, – произнес Брауншвейг. – Но здесь другое. Существует дерево, обладающее светлой магической силой. Бертолетто находится под его покровом. Каждый раз, когда мы производим воздействие, мы получаем от этого дерева отпор.
– Так срубите его, черт возьми! – гневно воскликнул Школьник.
– Мы не знаем, где оно растет. То ли в удмуртских, то ли в марийских, то ли в мордовских лесах. Мы послали по этим направлениям несколько разведывательных групп. Но пока нет результатов.
– Торопитесь, господа, торопитесь! Мы платим большие деньги!
Подкопаев вдруг подумал, не то ли это чудесное дерево в марийских лесах, под которым он когда-то вкушал жертвенные пироги марийцев и марийские волхвы молили духов земли и неба о благодати.
Школьник повернулся к Подкопаеву:
– Благодарю вас, Сергей Кириллович, за работу, проведенную в Лондоне. Бедный Леонид Исаакович! Мне так хотелось его обнять! Не судьба. Но теперь – о сегодняшнем дне. Вы поступаете в распоряжение к Леоно. Отправитесь на авиационный завод. Проведете трансляцию заводских испытаний. Для этого рекомендую взять на завод молинерию мелкоголовчатую, не так ли, Вероника Петровна? У молинерии, несмотря на ее женственный вид, сила бронебойного снаряда. Ею можно танк подбить, а не то что Бертолетто! Ступайте и доложите результаты. А вы, Вероника Петровна, подберите растение и останьтесь в оранжерее.
Подкопаев, полный сомнений, не решаясь задать Школьнику роковые вопросы, обреченно последовал за Брауншвейгом и Леоно. А Вероника послала ему тайный поцелуй и отправилась в оранжерею, забирать молинерию.
Глава двенадцатая
Леоно привел Подкопаева на авиационный завод. Это было восхитительное место. Сборочный цех сверкал стеклом, напоминал огромный солнечный кристалл. В нем преломлялся свет. Окруженные тихими радугами, стояли самолеты. Они замерли на стапелях, один за другим, вереницей. Первый, недавно заложенный, имел лишь прозрачный контур, ажурное очертание, остроклювый пустой фюзеляж и хвостовой плавник. А завершающая вереницу, готовая к полету машина являла собой совершенство, вся в серебре, струилась, блистала, расправляла изящные крылья. Самолет был оснащен для стремительного полета, для боя, для воздушной победы. Самолеты
