С юга гора продолжалась горным хребтом, тянущимся вдоль всего острова и заросшим лесом. Сам лес был почти непроходим, но имелись вьючные тропы, хотя и только для пехоты без обозов. Это направление было самым опасным, так как позволяло противнику скрытно накапливать силы.
Предприняв ряд безрезультатных атак незначительными силами вдоль прибрежной дороги через восточную долину, больше похожих на разведку, японцы начали действовать вдоль хребта, продвигаясь небольшими группами по едва заметным тропам, но наткнулись на наши передовые заслоны. Перестрелки в лесу не прекращались до темноты, то немного затихая, то разгораясь с новой силой.
Используя сигнальные ракеты в передовых частях, вступавших в контакт с противником, как маяки для обозначения своих позиций и направления удара, с вершины горы по проложенной телефонной линии удавалось постоянно корректировать огонь двух батарей 87-миллиметровых пушек, развернутых в районе Накацусимы. Их систематический и хорошо управляемый обстрел и наши контратаки до ночи сдерживали японцев, упрямо пытавшихся наступать лесом.
Как потом выяснилось, даже просто беспокоящая стрельба по площадям из этих устаревших пушек с использованием стальных и чугунных осколочных гранат сильно мешала противнику, не позволяя накапливать силы для решительного броска. А уж если удавалось накрыть противника, он неизменно нес тяжелые потери, в то время как шрапнель в лесу и гористой местности с массой естественных укрытий была малоэффективна.
Расход боезапаса в тот день и три последующих в восемь раз превзошел все довоенные нормы. Снарядные парки стремительно пустели. Однако именно благодаря этому удалось добиться столь значительных успехов за короткое время с минимальными потерями.
Когда стемнело, ожидали японского штурма вдоль береговой дороги и через лес, но вместо этого стрельба, сопровождавшаяся сильными взрывами, разразилась в самом порту, в то время как японское ополчение, словно выдохшееся за день, просто продолжало накапливать силы. Имели место лишь несколько стычек дозоров и секретов с японскими лазутчиками, пытавшимися уточнить наши позиции, но перестрелки быстро стихали.
Тем временем у протоки весь день 20 июня, лишь с небольшим перерывом из-за обстрела с моря, свозили на берег пехоту, а из трюмов сидящего на камнях парохода-крейсера выгружали боеприпасы, амуницию и прочие виды снабжения, спеша спасти как можно больше ценного груза до того, как корпус даст серьезную течь. Оказавшись носом и кормой на отмелях, «Рион» начал постепенно переламываться пополам, по мере убывания воды с отливом, и валиться влево.
Пока корпус еще держался, но все понимали, что это не надолго, и выгрузить все просто не успеть, поэтому старались брать только то, что будет нужно в первую очередь. Постоянно качали воду из машинного отделения, но крейсер был явно обречен. Вода прибывала. Осмотр показал, что ветер и волны в большую воду затолкнули судно слишком далеко на камни. Даже полная разгрузка не могла облегчить его настолько, чтобы появился шанс сойти с отмели без своих винтов и с полузатопленными машинами.
На нем еще держали под парами часть котлов в носовой кочегарке, чтобы обеспечить работу пародинамо для освещения, радиостанции, водоотливных систем и прочих вспомогательных нужд, но это становилось все опаснее, так как по мере затопления внутренних помещений увеличивался крен, а корпус прогибался все сильнее. К ночи пришлось гасить котлы и выводить последних людей из нижних отсеков. Крен к этому времени достиг 12 градусов. К рассвету корма соскользнула со скалы, и судно окончательно легло на грунт, уйдя в воду до грот-мачты и сильно накренившись на левый борт. При этом палуба в районе первого трюма и весь полубак возвышались над водой даже в прилив.
Глава 2
Выход в море главных сил Российского тихоокеанского флота прошел тихо и незаметно. Корабли и транспорты по одному и небольшими группами покидали свои стоянки и уходили разными фарватерами, собравшись вместе уже далеко от берегов. К рассвету 20 июня основная часть четвертой ударной группы уже огибала северную оконечность Цусимы, двигаясь с востока на запад и держась всего в пяти милях от мыса Коросаки.
Впереди строем фронта, держа интервал в три кабельтова, шли броненосцы «Орел», под флагом командующего, и «Бородино». Следом за ними держался флагманский корабль связи «Урал», чья станция дальнего действия была пока единственной в своем роде на главных силах флота. Такая же станция, смонтированная перед самым выходом из Владивостока на флагманском «Орле», все еще не была готова к работе.
Пропустивших все сроки сдачи в эксплуатацию своей аппаратуры наладчиков от фирмы-изготовителя «Телефункен» пришлось взять с собой в боевой поход, чему они явно не обрадовались. Рассчитывая, что до начала боя их высадят в Корее, они пытались бастовать, протестуя против произвола русского наместника, но в итоге оказались на борту флагмана эскадры в самом центре серьезного сражения.
Следом за броненосцами в трех коротких колоннах держались вспомогательные крейсера «Днепр», «Терек», «Кубань» и быстроходные транспорты «Днестр», «Джина» и «Березань» с десантом, его снабжением и артиллерией на борту. Эти суда шли в крайних двух колоннах, а между ними заняли место наиболее ценные аэростатоносец «Уссури», плавмастерская «Камчатка» и груженный углем, снарядами и пехотой под завязку «Анадырь». Вокруг маневрировали в поисках противника «Камушки» и «Князья», покинувшие свои места на флангах плотной коробочки, как только чуть посветлело.
Еще до того, как над дымкой показалось солнце, с «Уссури» подняли шар, с которого сразу же обнаружили справа по борту дымы двух неизвестных кораблей, шедших большим ходом наперерез. Уже довольно прилично развиднелось, но над водой держалась плотная мгла, не позволявшая опознать противника. С кораблей эскорта главных сил из-за этой дымки их дымы наверняка еще даже не видели. Пеленг на них и примерный курс тут же передали из корзины аэростата на «Орел» и ближайший к противнику «Изумруд».
Получив приказ с флагмана не ввязываться в бой, а лишь отогнать дозорные суда, «Изумруд» заложил крутую циркуляцию и двинулся на север, набирая ход. Одновременно Рожественский приказал начать забивать японское радиотелеграфирование, не дожидаясь первых тревожных телеграмм.
Вскоре с севера послышались залпы русских скорострелок и частое ответное хлопанье малокалиберных пушек. Спустя всего две минуты все стихло. «Изумруд» быстро вернулся к эскадре, продолжавшей движение вдоль берега на максимальных для «Уссури» и «Анадыря» двенадцати узлах. С него семафором сообщили, что имели перестрелку с двумя миноносцами, ушедшими к западу. Повреждений нет. С шара подтвердили, что дымы быстро удаляются на запад.
К 06:50 броненосцы, все так же шедшие впереди, были уже в шести милях к северу от хорошо видимой с кораблей горы Сендуамакияма, на которой располагалась японская сигнальная станция, имевшая радиопередатчик. О ее точном месте знали еще с прорыва, так что искать ее было не надо. Уже обстреливавшие эту станцию месяц назад наши крейсера второго ранга повернули к берегу, для высадки своих десантных групп.
Десант с четырьмя пулеметами был уже готов. Едва крейсера легли в дрейф, шлюпки двинулись к берегу, высаживая моряков прямо на пляж под западным склоном горы и на хлипкие дощатые пристани двух рыбацких деревень восточнее и западнее ее. Попутно с повторным уничтожением сигнальной станции и ее оборудования, десант должен был доразведать примеченные еще в тот визит места возможной высадки больших сил пехоты и занять оборону на горе, чтобы
