Хотя с момента обнаружения противника прошло уже более полусуток почти непрерывного боя, точных сведений о численности русской эскадры, напавшей на Цусиму, до сих пор не имелось. По разным данным в ней было от двух до четырех новейших эскадренных броненосцев, не менее шести крейсеров и миноносцы. Кроме того, имелось около десятка вооруженных транспортов или вспомогательных крейсеров. Конечно, доверия все эти сведения вызывали не много. Однако было совершенно очевидно, что разведка очень сильно ошибалась в оценке уровня боеспособности русского Тихоокеанского флота.
В ходе боев достоверно были потоплены не менее двух русских крейсеров, еще несколько судов получили повреждения от минных атак и артиллерийского огня. Но в том, что при всем этом еще оставались достаточно многочисленные и вполне боеспособные силы, сомневаться не приходилось.
В этом бою всеми японскими офицерами отмечалось заметно усилившееся фугасное действие русских снарядов. Кроме того, они теперь взрывались почти всегда, даже от удара о воду. Очень большую роль сыграли осколочные повреждения японских кораблей, причиненные близкими недолетами, чего ранее не отмечалось никогда.
Особенно значительный ущерб был от близких недолетов тяжелых снарядов. Помимо множества осколочных пробоин при этом каждый раз забрызгивало оптику прицелов и дальномеров. Явно избавившись от дефектов своих взрывателей, русские теперь буквально засыпали японцев крупными осколками, пробивавшими даже легкое бронирование орудийных щитов. А уж при прямом попадании такой снаряд производил серьезные разрушения не только в зоне разрыва, но и много далее.
Так, например, «Адзума», получил свое первое в этом бою попадание 305-миллиметрового снаряда чуть выше тонкого пояса впереди носового траверза. Но от разрыва этого фугаса над плоской частью бронепалубы чуть левее диаметральной плоскости появились многочисленные осколочные повреждения обоих бортов и всех палуб, в том числе и защитной, пробитой в двух местах. От сильного сотрясения, вызванного ударом снаряда в броню непосредственно в стык палубы с барбетом, лопнули трубы гидравлической магистрали.
В результате башня лишилась гидравлического привода и пропустила несколько залпов, а через осколочные пробоины и выходную пробоину от головной части этого снаряда у самой ватерлинии, захлестываемую волнами на большом ходу, было затоплено отделение носовых минных аппаратов. Далее, через поврежденную и потерявшую герметичность переборку, начало заливать и носовые погреба.
Дальнейшее распространение воды над бронепалубой в носу и ниже ее удалось остановить лишь в Мозампо, куда корабль пришел, имея постоянно увеличивающийся дифферент на нос в три фута. Два других попадания тяжелых снарядов были не столь опасны, но так же разрушительны.
На «Якумо» большой осколок от разорвавшегося в батарейной палубе 305-миллиметрового снаряда пробил внутреннюю броневую переборку шестидюймового каземата № 7, воспламенив три заряда для орудия. В результате весь расчет был выведен из строя. А щиты 76-миллиметровых орудий были пробиты осколками четырежды в ходе боя.
От воздействия осколков, легко пробивавших бортовую обшивку и фальшборт, были потери в расчетах орудий и на подаче боеприпасов к палубным установкам всех калибров. А через такие пробоины у ватерлинии над самым бронепоясом, и еще от попаданий трех шестидюймовых снарядов затопило несколько помещений в носу.
Остановить распространение воды по кораблю было очень сложно, так как от продольного огня в носовой оконечности не осталось целых переборок выше горизонтального бронирования. Сама защитная палуба была также повреждена в нескольких местах и не держала воду. Потерял герметичность даже носовой броневой траверз, хотя броня и не была пробита. В носовых погребах появилась вода, стекавшая сверху. Перекрыть течи сразу не удавалось, и это привело к нескольким замыканиям электропроводки, вызвавшим выход из строя носовых динамо-машин.
Носовая башня полностью вышла из строя от попадания снаряда в ствол орудия. Был поврежден станок уничтоженной пушки, а у второй вышел из строя механизм вертикального наведения. Крупными осколками разрушило палубу у башни. Кормовая башня не могла вращаться из-за деформации броневых плит барбета, зажавших ее подвижную часть после попадания вскользь тяжелого снаряда.
К концу боя на «Якумо» не осталось пригодных к использованию шлюпок. Хотя прямыми попаданиями трехдюймовых снарядов были разбиты только командирский катер и вельбот, все остальные корабельные плавсредства пострадали в разной степени от осколков, так же как и надстройки, трубы, вентиляторы и даже два котла во второй кочегарке. Полный ход крейсера ограничивался всего 13 узлами.
Противостоять русским тяжелым снарядам на близких дистанциях боя защита всех броненосных крейсеров была явно неспособна. Даже если снаряд не пробивал броневую плиту, от ее смещения или растрескивания нарушалась герметичность борта за ней на большой площади, вызывая значительные затопления, не поддающиеся контролю. Заделывать такие течи было крайне сложно, а порой даже просто невозможно.
* * *С улучшением видимости русская эскадра вновь стала одним целым, управляемым и опасным организмом, несмотря на понесенные серьезные потери в людях на верхних постах и мостиках. Получив достаточно полные доклады о повреждениях и занятых позициях с берега и всех остальных кораблей, в штабе пришли к единому мнению, что японцев все же удалось отбить. Причем на этот раз без серьезных потерь корабельного состава. Новых атак по крайней мере в течение ближайших часов не ожидалось. Можно было приступать к планомерному захвату ключевых позиций на суше. В половине первого на все транспорты четвертой боевой группы поступил приказ Рожественского: «Начать разгрузку».
К этому времени легкие деревянные казармы гарнизона Озаки сгорели уже полностью, часть складов тоже, что заметно улучшило видимость на берегу. Это, вместе с увеличением численности высаженных войск, позволило быстро отловить и изолировать остатки японского гарнизона в районе якорных стоянок.
Спустя полчаса с пожарами на берегу большей частью удалось справиться, но угольный склад потушить не удавалось. Горели и две баржи с машинным маслом, затонувшие на мелководье у Озаки. Эти три больших костра продолжали жирно чадить. Также горело и несколько мелких судов под северным берегом пролива, но все эти источники дыма уже не могли перекрыть входа в Цусима-зунд.
К тому же ветер начал меняться, и теперь копоть сносило в глубь внутренних вод Цусимы, что облегчило наблюдение за входным каналом, как с воздуха, так и с береговых постов. Никаких агрессивных намерений маячившие на западе японские крейсера не выказывали. Каких-либо других судов, могущих представлять угрозу, также не было видно. К трем часам дня удалось окончательно потушить пароходы. Баржи догорели. Только угольный склад коптил небо еще двое суток.
Войска начали быстро сходить на берег. Первыми высадили пехоту с легким вооружением вспомогательные крейсера, участвовавшие в проводке конвоя через Цугарский пролив. Их баркасы и катера сновали между высокими бортами своих кораблей и берегом как челноки. Никаких заминок при пересадке пехоты и перегрузке ее имущества не возникало.
Это отчасти объяснялось тем, что обширные жилые палубы не успели привести в полный порядок после боя, лишь выломав обгоревшее дерево да покрасив надстройки снаружи. Поэтому путешествие до Цусимы в каютах и салонах с голыми стальными стенами и потолками, к тому же пропахшими гарью и испачканными въевшейся в ржавчину копотью, было малокомфортным.
Добравшись наконец до суши, полки были рады высадке даже в такой подозрительной дыре, как Цусима-зунд. Даже если только-только стихли раскаты залпов главных калибров броненосцев на входных створах и совершенно не ясно, чего ждать от японца дальше.
К этому времени на «Бородино» четыре из
