Сердце его разрывалось на части от мысли о том, как же сильно он её разочаровал.
— Не говори так, Фелиция.
— Я позволю тебе и этому существу остаться на ночь, — она отвернулась от него. — Но это всё. А если она будет умирать от этой боли, то я позволю ей умереть. Мир от этого станет только лучше.
Йонас опустился на грязный пол, устроился у огня, чувствуя отчаянное смятение. Когда он пришёл сюда, у него хотя бы была цель, он хотел отвести Люцию к семье… К Даморам. К Кровавому Королю, что убивал их народ. К Кровавому Королю, что убил вождя Базилия. Лгал двум армиям о причинах войны с Ораносом. И, да, Фелиция права, Амара — единственная, кто смог это остановить!
И как он оказался на этом пути? Он был мятежником, а не верной собачонкой королей-садистов…
…Будто целая вечность миновала, прежде чем он смог уснуть. И тут же сквозь пустоту начали просматриваться очертания изумрудно-зелёного луга, сверкавшего драгоценностями природы под сапфировым небом. А где-то далеко-далеко сиял хрустальный город.
— Йонас Ашеллон… Вот мы и встретились. Оливия очень много рассказывала мне о тебе. Я — Тимофей.
Он повернулся на голос и увидел человека — совсем молодого мужчину, лишь на пару лет старше самого Йонаса. Волосы его отливали медью, и глаза — каким-то странным, потухшим золотом, а белые его одежды волнами спадали на прекрасную траву.
— Ты в моём сне, — то ли с неверием, то ли недовольно проронил Йонас.
— О, как ты прекрасно мыслишь, — равнодушно отозвался Тимофей. — Да, я в твоём сне.
— И зачем же?
— Мне кажется, у тебя должно быть много вопросов ко мне.
Оливия очень мало рассказывала ему о бессмертном, но он ожидал от себя шок, удивление, что так прекрасно, ярко расписывала девушка. А столкнулся только почему-то с диким равнодушием и отчаянной усталостью, плескавшейся в его сердце.
— И разве ж ты ответишь на вопросы? — хмыкнул он, зная, чем всё это прежде заканчивалось в беседах с Оливией.
— На некоторые отвечу. Может быть, не на все. Зависит от самих вопросов.
— О, замечательно. Ну что ж, тогда просто дай мне выспаться. Я очень устал, на загадки у меня времени нет.
— Но время уходит. Буря почти настигла наш мир.
— И ты говоришь это всем, кто ненавидит сомнение и путаницу?
— Да, — Тимофей склонил голову набок. — Это действительно так.
— Меня это раздражает. И ты меня раздражаешь. Что бы это ни было, — Йонас коснулся отпечатка на собственной груди, — я просто хочу, чтобы это пропало. Не хочу ничего с вами общего! Я просто пелсиец. Не ведьмах, не Хранитель, которого вы пытаетесь слепить с меня! Я просто обыкновенный человек…
— Но этот знак делает тебя особенным.
— Я не хочу быть особенным.
— Выбора у тебя нет.
— Выбор есть всегда.
— Это твоя судьба, Йонас.
— Да гори она в Тёмных землях, эта судьба!
— О… — Тимофей моргнул. — Оливия упоминала, что ты весьма целеустремлённый и наблюдательный. А ещё умеешь цепляться за каждое слово. Но, заметь, в тебе есть магия, пусть не так уж и много, как в колдунах прошлого… Магия Федры течёт в твоей крови. Магия Оливии бьётся о твоё сердце. И ты впитываешь чары, будто бы губка впитывает воду. Я редко называю кого-то особенным, но ты таков. И ты очень важен, я видел это в своих видениях.
— О да. Видения. Пророчества, что заставляют меня тащить Люцию Дамора к её драгоценной семейке.
— Вот как ты считаешь…
— Ну, похоже, это и есть моя судьба.
— Не скажу, что это точноо. Ты поймёшь, когда это случится, ты почувствуешь…
— Я чувствую лишь то, как в надо воткнуть нож в грудь! Особенно некоторым, — Йонас взглянул на бессмертного. — Ты врываешься в мои сны именно сейчас, после стольких дней? Оливия спасла меня только потому, что это ты приказал ей. Думаю, она б и убила меня, если ты сказал бы ей об этом, заявил бы, что так надо. Она меня бросила — либо всё ещё кругами носится за мною, чтобы доложить тебе о том, куда я иду. Разумеется, это так, и мне всё равно, что ты ответишь, какую песнь о долге сейчас споёшь. Ты всегда говоришь только часть правды, потому что для тебя смертные — это просто игрушки…
— Это не игра, юноша, — голос Тимофея звучал мрачно и низко.
— Нет? Так докажи! Скажи мне, какова же судьба, что я никогда не смогу её избежать.
— О… — Тимофей нахмурился. — Я не вижу беременности Люции. Это было большой новостью для меня, для неё, думаю, тоже. Что-то ограждало нас от мыслей об этом самими Создателями, и поэтому я уверен в том, что существует причина. И сначала я видел тебя как единственную опору Люции во время Шторма.
— Какой Шторм? О чём ты вообще говоришь?
— Не смей перебивать меня! — уверенно вскинул руку Тимофей. — Я был глуп, пытаясь разговаривать с тобой, потому что даже не представлял себе, насколько ты ограничен и слеп!
— Ну так убирайся отсюда! — прошипел Йонас, чувствуя, как на него волнами лилось разочарование — ведь даже этот отвратительный, пафосный бессмертный не пытается хоть что-то ему объяснить.
— Сын Люции очень важен. Ты даже не представляешь, сколько людей пожелает его захватить, украсть, заполучить в свои руки… Ты защитишь её ребёнка, взрастишь его, как своего родного сына.
— Что? Я? Ребёнка Люции? А она? О, только не говори, что мы с нею поженимся и будем жить долго и…
— Нет. Люция умрёт родами, когда шторм будет слишком близко, — уверенно и так же мрачно кивнул он. — Я вижу это. Сначала я думал, что её магия отойдёт к тебе, когда она умрёт, и сделает тебя колдуном, что ходит между мирами, судьба которого — заключить всех освобождённых Родичей в их клетки. Но магия Люции перейдёт в её сына.
— Она умрёт? — ошарашенно спросил Йонас.
— Да, — Тимофей повернулся к нему спиной. — И больше ничего я сказать тебе не могу. Удачи тебе, Йонас Агеллон. Судьба мира в твоих руках. Только ты можешь решить, что будет дальше…
— Подожди! Я должен… У меня есть много вопросов! Расскажи, что я должен…
Но Тимофей лишь растворился в воздухе, вместе с кристальным городом. Только сестра теперь стояла над ним и трясла его за плечо.
— Уже рассвело. Твоя подружка проснулась, и вам обоим пора убраться из моего дома.
Глава 23. Магнус. Пелсия
Магнус знал, что никогда ни о чём
