— Мне… э-э-э… надо написать отчет по мастер-классу. — Эрик торопливо вскочил и подхватил сумку. — Но как разберусь с ним, так сразу…
— Друг называется, — пробурчал Поля в спину Эрику. — Не может ради соседа яду выпить…
Эрик торопливо выбежал за дверь. От будущих магистров по целительским наукам, как и от упырей, убег тоже помогал лучше всего.
* * *По ту сторону Корчаковских болот
Василиса фон Бессмертнофф умудрилась родиться красавицей. А это сложно, когда твой папа — темнейший из всех темных некромант, больше похожий на скелет, чем на человека, а мать — ведьма, которую этот папа невесть как откопал на болотах. Воздух там не сильно-то для здоровья полезный, поэтому в свои тридцать пять Ядвига фон Бессмертнофф походила на старуху, скрюченную в три погибели и с огромным носом, украшенным бородавкой.
Чета фон Бессмертнофф жила душа в душу (если такое выражение применимо к некромантам) ровно пять лет. Потом Ядвиге, по ее выражению, все надоело, и она сбежала обратно в избушку на болоте, оставив мужу трехлетнюю дочь, а самой дочери — книгу заклинаний и защитный амулет в виде черепа. В темноте он светился, как фонарь. Василиса назвала его Йориком. Йорик был ей вместо плюшевого мишки, а потом, когда девочка подросла, амулет уменьшился, обзавелся серебряной цепочкой и превратился в кулон. С ним и книгой заклинаний Василиса никогда не расставалась.
Итак, у двух, прямо скажем, безобразных родителей родилась прелестная девочка, унаследовавшая от папы с мамой семейную упертость и силу — вот только не магическую. В три года Василиса уже без проблем сгибала подковы, но без материнского амулета не способна была произвести даже самое простенькое заклинание. Отец еще года два с ней бился, нанимал иноземных преподавателей, сам занимался, но без толку — магией княжна так и не овладела. Зато росла Василиса здоровенькой, любила верховую езду, знала болота как свои пять пальцев, могла запросто уложить на лопатки медведя и ничего не боялась.
Вот только с учебой по-прежнему не складывалось. Когда девочке исполнилось девять, князь выписал ей иноземную гувернантку. Та говорила на десяти языках, вышивала крестиком и гладью, вязала спицами и крючком и кроила платья за какой-то час. А еще отлично готовила, к тому же знала этикет и экономику, как Василиса — болота. То есть как свои пять пальцев.
На болота, к маме, Василиса от нее и сбежала. Гувернантка догонять не стала, зато пригрозила князю неустойкой (прописанной в договоре мелким шрифтом). Князь чертыхнулся, поскандалил с супругой, сам вытащил родную кровиночку из ближайшей топи, и месяц Василиса училась быть леди. Мягко говоря, получалось у нее не очень: пятистопные стихи она складывать не умела и не хотела, пела противно, готовить даже не пробовала, а уж вышивала…
Через месяц князь плюнул на ее образование, выплатил неустойку, и Василиса была свободна, как в поле ветер, до четырнадцати лет.
— Дорогая, — сказал ей тогда любящий папа, — ты уже совершеннолетняя. Теперь ты выйдешь замуж!
— …! — ответила дочка.
Отец пригрозил вымыть ей рот с мылом и добавил:
— Девочка моя, я очень тебя люблю, ты же знаешь. Но толку от тебя никакого: дело я тебе свое передать не могу, а вот приданое у тебя огромное. Смекаешь?
Василиса смекнула.
— Па-а-ап, ну зачем нам в доме посторонние? Не хочу я замуж. Мне и так хорошо.
Князь вздохнул и, пустив слезу, выдал, как он волнуется за судьбу дочери — если вдруг его не станет, кто тогда о ней позаботится?
Василиса в ответ скрутила в узел кочергу.
— Пап, я и сама справлюсь. Ты же знаешь.
Князь снова вздохнул и признался:
— Внуков понянчить хочу. Может, среди них будет кто-нибудь одаренный? Ему-то я в завещании и отпишу продолжение моих экспериментов. Не матери же твоей, в самом деле…
Василиса снова выругалась: все упоминания о ее магической ущербности она с детства ненавидела.
— Ну ты посмотри на себя, — сказал князь, подводя ее к зеркалу. — Ты же у меня картиночка. А богата как!.. Да тебя с руками оторвут.
— Угу, — отозвалась Василиса, на всякий случай пряча руки за спину. — Только не готова я еще замуж. Пап, мне только четырнадцать!
— И что? — удивился князь. — Ты же женщина. А для женщины это естественно, а значит, легко. И вообще, поговори с мамой. Она тебе лучше, чем я, объяснит, как там… замужем.
Василиса поговорила. Мама тоже была не против возможной свадьбы, но вот ее рассказ про семейную жизнь Василисе совсем не понравился. Она стала думать, как быть, пока князь деятельно менял ее жизнь.
Сначала Василису переодели из мужского платья, которое она носила постоянно, в женское — и заставили в нем ходить. Василиса чертыхалась поначалу, но привыкла.
Потом ее потащили к императору. Тут обнаружился некоторый пробел в воспитании, но он компенсировался красивой внешностью. Действительно — подумаешь, княгиня за столом себя вести не умеет! Его величество даже нашел это милым.
Потом начали появляться женихи. Они приходили, косились на ручных гидр, химер и слуг-зомби, пугались призраков и гробов, но с князем ужинали охотно. И не сбегали, даже когда он без предупреждения брал у них кровь на анализы (мало ли, вдруг ребенка зачать не способны?). Еще они сально смотрели на Василису, а потом вызывались проводить невесту до ее покоев. По пути они обязательно находили темную нишу, в которую сворачивали, прижимали Василису к стене…
Чаще всего из той ниши они вылетали быстрее ветра, а дальше княжна спускала их с лестницы, провожая угрозами, не всегда цензурными. Впрочем, на некоторых это не действовало, и со временем Василиса придумала другую тактику: она рассказывала, что их ждет, если они женятся. Да, им придется жить в этом склепе, потому что князь не расстанется со своей дочулей. Да, им еще придется убирать и готовить. Потому что ни князь, ни дочуля делать это не намерены, духи не умеют, иностранные повара постоянно сбегают, а кушать хочется всегда. И да, под ногами так и будут крутиться химеры и горгульи. Потому что тут все некроманты. Ну или почти все.
