– Хоронил, – спал с лица Томас.
– Тогда рассказывай, – предложил я. – Как оно было, кто нашел трупы, что оставалось. В общем – рассказывай все подряд.
– Так что там рассказывать? Привезли, похоронили, вот и все.
Чувствовалось, что старик тяготился воспоминаниями и не хотел рассказывать. Пришлось задавать вопросы. Меня интересовало все: что было в останках тел, в остатках одежды, как купцы смогли опознать, что это именно Йоргены, были ли рыцарь с сыном вдвоем или у них были спутники. На половину вопросов Томас ответа не знал или уже не помнил. Или не хотел вспоминать. По нескольку раз меня переспрашивал – мол, слышит он плохо! Врал ведь, по морде видно. Будь кто другой, порасспросил бы «с пристрастием». Свой конюх, не чужой.
Что ж, кое-что я узнал, но вопросы не иссякли. Теперь оставался самый сложный пункт плана. Кажется, цель визита ночного посетителя стала вырисовываться. Но нужно убедиться на все сто, что это именно Йорген, мой предшественник. Но все же, все же, все же…
– Приветствую вас, фрейлейн, – церемонно поклонился я своей «невесте».
Та, упиваясь собственным ядом, сделала книксен, положенный лишь по отношению к вышестоящим особам, но я сделал вид, что не заметил нарушения этикета. Да и откуда наемнику знать тонкости политеса?
Мне было тяжело общаться с фрейлейн, потому что не знал, как с ней себя вести и что она выкинет. Решил говорить с благородной девицей так, как умные родители разговаривают с дочерью-подростком, чтобы не бить ее лишний раз розгой.
– Фрейлейн Кэйтрин, мне нужно сделать важное дело, но я боюсь, вы опять скажете, что я не уважаю ваш род.
– А что вы хотите сделать? – насторожилась девушка.
– Милая фрейлейн, это нам предстоит сделать вместе, – сказал я и, выдержав паузу, добавил: – Без вас я бессилен.
– Господин Артаке, – прикусила губу девушка – как она до сих пор ее не откусила? – Скажите прямо, без вывертов, что вы от меня хотите?
– Нам, дорогая фрейлейн, крайне необходимо пройти в родовой склеп Йоргенов и осмотреть останки вашего отца и вашего брата. Не беспокойтесь, – поспешно сказал я, – никто не собирается глумиться над прахом усопших. И очень вас прошу – не спрашивайте, зачем это надо. Я все объясню, но позже. Но если вы против, скажите, и никто не станет тревожить прах.
К моему удивлению, фрейлейн не стала голосить, обвинять меня в неблагородном поведении. Только и спросила:
– Это обязательно?
– Желательно, – ответил я. – Кстати, вам не обязательно ничего осматривать лично. Достаточно, если вы проведете меня к склепу и подскажете – как опознать гробы. Или в здешних местах принято оставлять покойных прямо на полу, без гробов?
– Эти гробы деревянные, так что опознать их просто. Все остальные – из камня. Тот гроб, что обит красной тканью, можно не трогать. Там матушка.
– В склепе есть кольца для факела? – поинтересовался я. Ну не вытаскивать же гробы наружу.
– Не беспокойтесь, я сама посвечу. Или прикажите Томасу.
– Лучше Томасу, – решил я. – А вы, если не трудно, зайдите к священнику, чтобы нас не приняли за осквернителей могил. И еще, пожалуйста, покажите мне портрет вашего отца.
Портрет отыскался в чулане флигеля, в поленнице, среди свернутых в рулон холстов.
– Рамы я тоже продала, – грустно сказала Кэйтрин, разворачивая холст.
Да, это был рыцарь, приходивший ко мне нынешней ночью. Не знаю, насколько хорошо художник отобразил сходство с оригиналом, но борода и панцирь были на месте. Потом, переведя взгляд с портрета на Кэйтрин, понял, что художник был очень хорош. Не зря мне казалось, что лицо рыцаря я где-то видел.
– А почему вы не закажете новые рамы? – поинтересовался я.
– Жене не положено вешать на стены портреты предков. Это прерогатива супруга.
– А вы не мудрите, а закажите, – вздохнул я, пожав плечами. – Пусть портреты останутся там, где они висели.
Кладбище, где не одну сотню лет находили последнее пристанище представители рода Йоргенов, было на половине пути к деревне. Небольшой храм, множество каменных крестов, над которыми возвышался кирпичный склеп.
Кэйтрин ушла искать священника, оставив нас с Томасом. Ни мне, ни старику не хотелось лезть в склеп, но пришлось. Открывая дверь в «иной мир» без всякого скрипа и лязга, Томас чиркнул огнивом и добыл огонь.
– Возьмите, господин Артаке, – буркнул старик, передавая мне факел.
Внутри не было ни плесени, ни могильной сырости, только паутина. Весь склеп был заполнен каменными гробами, поставленными друг на друга, а три деревянных стояли ближе к входу.
– Вот, – кивнул Томас на крайний гроб. – Это господин Йорген. Светите…
Хорошо, что взял с собой старика – сам бы не догадался, что кроме факела нужен еще молоток и гвоздодер. Полез бы открывать крышки кинжалом, переломал бы все, а у Томаса получилось легко.
Первая крышка снялась, и в свете факела можно было увидеть останки рыцаря Йоргена – череп, позвоночник, руки и ноги. Порой я сам не люблю себя за цинизм, но если все основное лежит в гробу, но куда-то пропало ребро, палец или какая-то мелкая кость – это не повод покойнику беспокоить живых людей.
– Закрывай, – приказал я, и старик, облегченно вздохнув, стал заколачивать гроб.
И вторая крышка снялась легко, но то, что находилось внутри, меня смутило.
– Прими, – передал я старику факел, а сам стал перебирать останки. Взяв самую большую кость, показал ее Томасу: – Что скажешь?
– Не человеческая…
– Именно так. Если на благородной латыни – scapula, а если по-нашему…
– Лопатка лошадиная, – досказал старый конюх. Осветив все содержимое гроба, стал ковыряться в костях: – Вот, это хрящ, это предплечье, а это позвонок. Здесь только лошадиные кости. А где же господин Александр?
– Ты меня спрашиваешь? – хмыкнул я, рассматривая лежавшие в гробу штаны. Взяв их в руки, посмотрел. – А штаны-то целехоньки…
Сложив все обратно в гроб, взял у старика факел, кивнул – заколачивай.
Мы выбрались из склепа. Пока Томас закрывал дверь, мне пришлось выдержать разговор с молодым священником, что ждал нас снаружи вместе с Кэйтрин. Судя по всему, дочь рыцаря уже успела поговорить с падре по поводу посещения склепа, но мне пришлось выслушать небольшую нотацию.
– Господин Артаке, какой пример вы подаете своим пейзанам, если ни разу не были на обедне?
Врать, что хожу на мессы в городском храме, я не стал. Неприлично лгать святому отцу, да и зачем брать лишний грех на душу? Сам знаю, что христианин я неважный. В храме бываю редко, на исповеди – и того реже. Обращаюсь к Господу только тогда, когда сильно припечет и мне от него чего-то надо.
Оставалось переминаться с ноги на ногу, обещать, что исправлюсь – буду и на заутрене, и на обедне, и на вечерне.
