Горяча Гневко, я успел отметить, что старик занял правильную позицию – оставляя между собой и противником пламя, бегал вокруг костра. Но возраст, да и не успеет человек за движением лошади. Вон – арбалет отлетел в сторону, а всадник заносит руку с копьем для удара…
– Сюда! – заорал я, отвлекая противника на себя, а Гневко, обрадованный, что ему наконец-то дают возможность подраться, ударил плечом.
Придись любимый прием гнедого спереди, вражеский конь упал бы вместе со всадником, а так как пришелся в круп, он только просел, зато копьеносец вылетел из седла.
Парень оказался бывалым воином. Из кого-то другого падение с лошади выбило бы дух, и мне не пришлось бы возиться. А этот сумел упасть, сохранив целыми руки и ноги, а теперь вскочил, обнажая клинок.
Я собирался зарубить его сверху, но помешала встающая на ноги лошадь, пришлось спешиться.
Сделал выпад, обозначая для цели правый бок, дождался, пока противник раскроется, чиркнул клинком между краем панциря и ремешком каски. Когда у парня хлынула кровь изо рта, пожалел, что не оставил его в живых. Надо же было спросить – кто они такие и почему нападают на мирных людей. Кажется, все…
– Томас, как ты? – спросил я, хотя и сам видел, что его зацепили – левый рукав в крови.
Пряча клинок в ножны, подошел к старику. Ткань быстро набухала от крови, пришлось оторвать рукав, чтобы осмотреть рану. Хорошая рана, чистая, и наконечник прошел насквозь, плохо лишь, что края широкие и мышца распорота основательно. Такие раны, если не зашить сразу, заживают долго.
– Да я ничего, господин Артаке, – хорохорился старик. – Подумаешь, рука…
– Сядь! – прикрикнул я.
Знаю, что вгорячах он пока не чувствует боли, не понимает, что кровь, вытекая из раны, уносит жизнь. Часто ранение в руку не принимают как что-то опасное – это же вам не грудь и не голова. Обрезав пояс у мертвеца, перетянул руку чуть выше раны.
– Полежи немного, – велел я Томасу. – Кровь остановим, тогда и повязку наложу.
Укладывая раненого на плащ, наткнулся на что-то мокрое. Кровь! Томас получил еще и рану в бедро.
Сняв со старика штаны – он уже не сопротивлялся, обнаружил, что из ноги торчит хвост арбалетного болта. Как же он умудрился? Крови немного – болт запирает рану, но нужно вытаскивать.
Старик пока полежит, а мне нужно узнать, что там с цыганом. Почему гнедая кобыла без всадника? Может, он тоже ранен?
– Гневко, – подозвал я коня, вскочил в седло, и мы понеслись к цыгану.
Если бы кто сказал, что увижу такую картину – не поверил бы, но своим глазам я привык доверять. Старый конокрад, гроза пейзан и страшилище конюхов, заочно приговоренный к повешению, стоял на коленях перед телом солдата и бился головой о землю. Зарко не сетовал, не молился, а выл, как новобранец, убивший первого в жизни врага. Такое мне приходилось видеть не раз и даже не два. Хорошо, если рыдать начинают потом, после боя, – плачь себе на здоровье, а если прямо на месте?
Надо бы оставить цыгана в покое, дать прорыдаться, но времени у меня нет, а помощник был нужен.
– Зарко, старика ранили, – потряс я его за плечо. – Мне твоя помощь нужна, поднимайся.
Цыган продолжал рыдать, и тогда я залепил ему пощечину с одной стороны, потом с другой. Замахнулся еще раз, но цыган ухватил меня за руку:
– Все, капитан, я в порядке.
Мы примчались к биваку, где старик уже закатывал глаза.
– Томас, подожди умирать! – кинулся я к старику. – Глаза не закрывай, на меня смотри!
И тут цыган, уже отошедший от собственных переживаний, отстранил меня и присел на корточки перед Томасом:
– Э, старый, да ты умирать собрался? Это ты хорошо придумал. Если помрешь, я к бабе твоей приду, рога наставлять буду!
Томас открыл один глаз, потом второй. Хриплым, едва слышным голосом прошептал:
– Убью… собака худая. С того света приду.
– Дурак ты, – жизнерадостно сказал цыган, усевшись перед стариком. – Я буду твою румну мять, похохатывать. С того света явишься – мы с ней вместе над тобой смеяться будем.
Томас что-то прорычал, пришел в себя и начал привставать.
– Э, рома, да ты живой?! – радостно осклабился цыган. – Если живой, то погоди помирать. Помнишь, должок за мной? Что я тебе обещал? Старый ты стал, забыл уже! Помрешь – это хорошо. Тогда я тебе ничего не должен.
– Сам ты старик старый, – почти нормальным голосом отозвался Томас. – Ты для меня кобылку обещал украсть, белую. Такую, какая у господина Йоргена была. Только господин Артаке ругаться станет…
– Так пусть ругается, кто ему не велит? Поругается – перестанет. А дареной кобыле под хвост не смотрят.
Пока цыган насмешками вытаскивал Томаса из забытья, что равносильно – с того света, я ощупывал рану. То, что нащупал, было нерадостным. Арбалетный болт короче стрелы и толще. Обычно пробивает тело сквозь любые доспехи. А тут почему-то вошел под углом, сверху вниз! Если бы хоть кончик торчал, было бы за что зацепиться, а теперь придется выталкивать. Показав жестами, что нужно делать, кивнул цыгану.
Зарко зашел сзади, обхватил старика поперек туловища, обвил его ноги своими и прохрипел:
– Давай!
Немного расширив рану, нащупал острием кинжала край болта и крепко пристукнул по рукоятке кулаком. Томас вскрикнул, теряя сознание, но это уже не важно – наконечник болта вышел с противоположной стороны, а я ухватил его, цепко зажал и потащил наружу. Ух, получилось!
А ведь старику повезло. Если бы арбалетный болт угодил в кость или в вену, Томаса бы уже не спасти. Конечно, есть риск, что старик умрет от потери крови, но хотя бы появилась надежда.
Плотно перебинтовав раны, мы уложили старика, укрыв плащами. Пусть спит, теперь можно.
– А кто Томаса подстрелил? Вроде арбалетов у них не было, – спросил Зарко. – И стрела как-то странно вошла.
– Кто подстрелил? – слегка задумался я. – Скорее всего, сам он себя и подстрелил. Арбалет зарядил, а выстрелить не успел. Стал отбиваться, махал им туда-сюда, а тот в ногу и выстрелил.
– Ишь, как оно бывает, – хмыкнул цыган, но смеяться не стал.
– Еще и не так бывает, – подтвердил я. Посмотрев на цыгана, кивнул на поле, где лежали тела и бродили осиротевшие кони. – За тобой приходили?
Цыган почесал затылок, пытаясь сдвинуть отсутствующую шляпу, и начал юлить:
– Почему же за мной? Может, тебя разбойники решили ограбить? Увидели – конь хорош, следом и пошли. Ты же все время мошной трясешь, чего не ограбить?
– Зарко, я могу и обидеться, – пообещал я. – Уж мне-то ты можешь не врать. Это не разбойники, а солдаты.
– Да кто врет-то? – сделал цыган еще одну попытку выкрутиться. – С чего ты взял, что они за мной?
Ну что тут поделать? Не бить же мне старого ворюгу, выколачивая правду. Черт с ним. Я
