У меня мелькнула надежда, что купцы могли что-то знать про семейство Йоргенов – а вдруг это и есть тот обоз, с которым ехали отец и сын? Может, подойти и поспрашивать? Но что-то мне подсказывало, что, если я полезу с вопросами, проку не будет. И вообще, что-то было не так с этим обозом, и купцы мне не нравились. Чем – не знаю, но каждый купец умеет не только торговать, но и разбойничать. Три человека при трех конях – легкая добыча. На всякий случай я внутренне подобрался, чтобы быть готовым и к драке, и к отступлению. Но прибывшие не обращали на нас внимания. Даже их лошади не пытались затеять скандал, изгнав соперников с лакомой травы.
Чужие кони щипали траву, мочились, справляли большую нужду, а люди бегали, суетились, таская воду и дрова, и тоже справляли нужду. В паре ярдов от нашего бивака остановилась большая кибитка, напоминавшая неуклюжую карету. Из нее выскочили люди, принялись разворачивать шатер, едва не наступая на спящих стариков. Вероятно, слуги готовили ночлег хозяину каравана.
И опять-таки, никто не подошел, не заговорил, словно нас тут и не было. Вот вышел из кибитки хозяин – толстый малый с окладистой бородой, принялся распекать своих слуг. Ну хоть бы глазом повел в нашу сторону. Ишь, орет и… Стоп. Вот тут до меня дошло, что здесь было не так. Тишина! Хозяин кричит, но я не слышу ни одного слова. Нет скрипа колес и деревянных осей, не шелестят холсты, прикрывавшие товары, погонщики не орут, охранники не говорят. И даже кони не произнесли ни звука, а должны были ржать. Такого не могло быть! Не веря своим ушам, приставил ладони, пытаясь уловить хоть что-то. Неужели оглох? Нет, я прекрасно слышал сопение усталого Томаса, храп Зарко, треск угольков в костре. Я слышал, как всхрапнула гнедая кобыла, как шелестит листва на деревьях, трещит кузнечик, кричат вороны и где-то совсем далеко воет какой-то зверь.
Но от обоза в двадцать телег не исходило не только звуков, но и запахов. А должно бы пахнуть конской мочой и навозом, человеческим потом, какими-нибудь ароматами – если не специями, так хотя бы соленой рыбой или квашеной капустой. И от костров не пахло ни дымом, ни едой, от них вообще не исходило тепла, хотя языки пламени плясали, а белые столбы дыма стелились по земле, прежде чем уйти в небо.
Чужие лошади, при соприкосновении с телами наших коней, словно бы проходили насквозь, не причинив вреда.
Опять призраки? Я уже смирился, что существуют привидения, благо с одним из них имел дело, но чтобы существовал призрак целого каравана? Такого просто не могло быть!
Я уже собрался встать и пойти, чтобы потрогать своими руками повозки, людей, но тут меня дернули за штаны, потянули на землю. Зарко, прижав указательный палец к губам, отчаянно показывал мне – сиди и молчи! Подчинившись немому приказу, я опустился на землю, повернул голову к цыгану, а тот принялся хлопать глазами. Поняв, что мне нужно прикинуться спящим, прикрыл веки. Долго ли, коротко я лежал, сказать не могу, но показалась, что вечность.
– Ушли! – услышал я голос Зарко. – Можно теперь…
Встав, я осмотрел поляну. Она была пустой, не считая наших коней. Никаких следов пребывания людей и животных – даже трава не примята. Гневко и кобылка лежали, согнув ноги под животом, уткнувшись мордами в землю, а мерин стоял в полудреме, выполняя роль часового. До утра еще далеко, и Кургузого кто-нибудь сменит, дав ему возможность поспать. Конечно, поспать по-настоящему лошадям не удастся, пока мы не выберемся на безопасное место, но полусон – лучше полудремы.
Успокоившись, я повернулся к цыгану:
– И что это было?
– Обоз полуночный, – подавляя зевоту, ответил Зарко. – Давай завтра поговорим, ладно? Спать хочу. Ты тоже спи, телу отдых нужен, да и голове, пусть она у тебя и в шлеме.
Едва договорив, цыган уронил голову, засопел так сладко, что мне тоже захотелось спать. Решив, что одного приключения за ночь достаточно, а если появится новое, то не просплю, я подкинул в костер толстых сырых веток, укрылся плащом и попытался взбить седло, попутав его с подушкой…
Когда я проснулся, Томас уже не спал, священнодействуя над костром. Кони паслись, и только Зарко продолжал дрыхнуть, укрыв лицо шляпой. Не поленившись, я обошел поляну по кругу, пытаясь хоть что-то найти, хотя и знал уже, что бесполезно. Дошел до ручья, умылся, сгоняя сон, вернулся к биваку.
– Каша готова! – доложил Томас, пробуя варево.
– Давай есть, пока цыган не проснулся, – предложил я, покосившись на ритмично поднимавшуюся и опускавшуюся шляпу цыгана и доносившийся из-под нее храп.
Томас не стал возражать, снял котелок с огня и поставил на травку.
– Э, ромалы, как котелок мыть – так цыган, а как есть – так без него, – обиженно проговорил Зарко, встряхивая шляпу и напяливая обратно на смоляные, почти не тронутые сединой кудри. Широко зевнув – как только челюсть не вывихнул? – цыган присоединился к нам, не затруднив себя умыванием.
Варево было горячим, и нам с Томасом приходилось дуть, зато на цыгана было приятно смотреть – ложка мелькала, как крылышки стрекозы, а кашу глотал, словно губы и язык у него из камня, а не из нежной плоти. Хорошо, что котелок был большим, а иначе мы с Томасом рисковали остаться без завтрака.
Сегодня я сам решил вымыть посуду. Следом за мной зачем-то увязался цыган.
Я драил песком медный бок котелка, пытаясь очистить его от копоти, а Зарко с умилением наблюдал за моей работой.
– Эх, баро Артаке, умеешь медяшку драить, умеешь, – похвалил он меня. – Только зачем драить, если в обед котелок опять на огонь повесишь?
– Нравится, если медь блестит, – признался я, полюбовавшись работой. Поймав солнечный зайчик, послал его в глаз цыгана, а когда тот прищурился, спросил: – Теперь мы с тобой квиты?
– О чем ты? – искренне удивился Зарко.
– Ты считал, что я тебе жизнь спас, а теперь ты мою спас?
– От полуночного обоза? – вытаращился цыган. – От него спасать никого не надо, он никому худого не сделал. Ездит себе, так и пусть ездит. Я хотел, чтобы ты спать быстрее ложился.
– Ах ты, зараза!
Я замахнулся на цыгана котелком, решив, что Томас был прав, а Зарко я сам убью, сам прикопаю и на могилке спляшу.
Цыган с хохотом повалился на землю, задрыгал руками и ногами, подставляя мне беззащитное брюхо – точь-в-точь как маленькая собачонка
