его роли не только в судьбе потенциального тестя, но и в планах заговорщиков. Отметим для себя одно важное обстоятельство: согласно данным прокурорского дела, Эльвенгрен проживал в доме по Троицкой улице (ныне Рубинштейна) в доме 15[378]. Там же проживал и неудавшийся зять Распутина – Семен Иванович Пхакадзе[379].

Уроженцы Петербурга знают этот специфический огромный многоквартирный дом. Он прошивает целый квартал, и его фасады выходят и на Фонтанку под номером 54, и на Троицкую улицу (ныне Рубинштейна) под номером 15–17. Тогда становятся понятными приведенные выше слова Воронина: «группа офицеров, жившая и бывавшая в квартире Гюллинга…»

В дневнике наблюдения полиции мы находим адрес места последнего посещения Распутина 16 декабря 1916 года. Он приписан карандашом от руки, и это «Фонтанка, д. 54»[380].

Кто же этот Гюллинг?

Был ли он известен полиции? Волей-неволей такой тип должен был заинтересовать следствие, ведь он мог располагать важными сведениями о намерениях жертвы перед убийством, планах Распутина на эту ночь и т. д.

Но в прокурорском деле его нет! Хотя прокурорам этим домом следовало бы заинтересоваться.

В оперативных данных, имевшихся у охранного отделения, сообщалось, что Гюллинг «40 лет. Уроженец Финляндии, родом из Гельсингфорса»[381], то есть из Хельсинки.

Первая его зарегистрированная охранкой встреча с Распутиным относится к 29 июля 1916 года. Но визиты, как видно из документов полиции, были взаимными и очень частыми. Особенно интенсивно они происходили осенью: весь октябрь, ноябрь и, конечно, декабрь. 7 декабря Распутин сам наведывался к нему, а 8-го уже Гюллинг посещает фаворита[382].

Любопытно, что встреча с этим финном идет одновременно или сразу после визитов Распутина в Царское Село и конкретно после посещения домика фрейлины Вырубовой, где обычно фаворит виделся с царицей. Вот что сообщает дневник наружного наблюдения охранки: «Царское Село. Церковная улица, д. 2 дек. 5, 9, 10, 12, 14. Квартира Вырубовой»[383].

Разнообразного рода свидетельства об этом лице мы находим и в других документах. В частности, в показаниях бывшего товарища министра внутренних дел Степана Белецкого, данных Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства после падения царского режима: «По поводу неправильной политики Ф. А. Зейна, отразившейся, между прочим, и на далеко не дружественном отношении Швеции к России, между прочим, через А. А. Вырубову была подана записка Государю, составленная сыном финляндского сенатора А. О. Гюллингом, специально для этой цели познакомившимся с Распутиным через Скворцова, который также познакомил меня с Гюллингом»[384].

Гюллинг действительно являлся сыном финского сенатора Сейма Оскара Гюллинга, известного сторонника максимальной автономии Финляндии, тогда еще входившей в состав Российской империи, его даже можно было бы назвать жестким сторонником независимости Финляндии.

2.

Полицейское расследование продолжалось своими путями, порой отличными от прокурорских дел. 19 декабря был задержан ряд знакомых Распутина. Эта мера оправдывалась тем, что власти якобы стремились избежать столкновений на демонстрации, которая могла быть устроена сторонниками покойного. Но, возможно, все объяснялось угрозой жизни недавним заговорщикам.

Были ли такие опасения серьезными?

Да. В день, когда был обнаружен труп Распутина, то есть 19 декабря, Юсупова охватила тревога уже за свою жизнь. «Ночь мы провели беспокойно, – писал он. – Около трех ночи доложили, что какие-то подозрительные субъекты проникли во дворец с черного хода, уверяя, что посланы нас охранять. Никаких бумаг в подтверждение они не предъявили и были изгнаны, а на охрану у дверей встали верные люди»[385].

Угроза покушений на подозреваемых в убийстве усиливалась день ото дня. И МВД принимало свои меры для сохранения их жизни и продолжения следствия. «3-го[386] вечером, – сообщает Юсупов, – пожаловал во дворец на Невском агент охранки. Заявил он, что имеет от Протопопова приказ защитить великого князя Дмитрия от возможных покушений. Дмитрий ответил, что в защите Протопопова не нуждается и полицию к себе не впустит. Агенты тем не менее остались сторожить близ дворца. Вскоре подоспели новые сторожа, на сей раз жандармы, посланные петербургским генерал-губернатором Хабаловым по настоянию председателя Совета министров Трепова, узнавшего, что распутницы затеяли заговор против нас»[387].

Чтобы сбить накал ситуации, МВД и прибегло к превентивному аресту.

Задержание провело отделение по охране общественной безопасности и порядка в столице особого отдела Департамента полиции. О чем и была сделана запись в секретном журнале за № 2606: «Для предупреждения демонстрации на похоронах Григория Распутина в ночь на 20-е сего Декабря были задержаны: 1/ хорунжий 34-го Донского казачьего полка Семен Иванов Пхакадзе, 2/ Гвардии штабс-капитан, личный Адъютант Командира 3-го Армейского корпуса Николай Семенов Езерский, 3/ прапорщик Дагестанского конного полка князь Нестор Давыдович Эристов, 4/ военный чиновник 103-го головного эвакуационного пункта Сергей Владимирович Владимиров, 5/ царскосельский 2-й гильдии купец Сергей Михайлович Виткун, 6/ финляндский уроженец Артур Оскарович Гюллинг и потомственный почетный гражданин Леонтий Фомич Воронин.

Все поименованные лица днем 21-го сего Декабря были освобождены»[388].

Среди задержанных фигурирует и уже знакомый нам Гюллинг. Как это ни удивительно, но хранящиеся в ГАРФ материалы полиции и Минюста об убийстве Распутина не содержат допроса финна.

Но… здесь имеется лишь небольшое сообщение о нем.

«Артур Гюллинг возбудил подозрение в возможной причастности к шпионажу тем, что в его квартире проживало и бывало много офицеров, а также тем, что, обладая, по его словам, состоянием в 100 000 финских марок, платит ежемесячно за квартиру 600 рублей и своему секретарю Воронину – 300 рублей. Далее Гюллинг рассказывал, что, участвуя во многих предприятиях, ничего не нажил, но вложил денег много»[389].

В деле имеются показания секретаря этого финна Леонтия Воронина, у которого была обнаружена специфическая записная книжка. Она показалась дознавателям настолько интересной, что о ее судьбе есть примечательная запись: «Докладывая об изложенном, доношу, что дальнейшая разработка адресов, записанных в записной книжке Воронина, производится и затем будет передана в контрразведывательное отделение при Штабе Петроградского военного округа на театр военных действий»[390].

Департамент полиции давно интересовался личностями Воронина и Гюллинга и хотел получить исчерпывающую информацию о них.

«Среди адресов в записной книжке Воронина имеются фамилии лиц, проходивших по подозрению в шпионаже. Независимо сего Воронин и ранее был заподозрен лично в шпионаже, о чем доносилось в Департамент полиции по 6-му Делопроизводству 20 января 1915 г. за № 4008. Виткун женат на германской подданной, а Воронин на австрийской, Гюллинг, по словам Воронина, является родственником шведского министра Валленберга»[391].

Последнее весьма примечательно: Гюллинг находится в родственных отношениях с Кнутом Агатоном Валленбергом – министром иностранных дел Швеции.

Вот что удается выяснить еще:

«Протокол 1916 г., декабря 21 дня в г. Петроград, я, отдельного корпуса жандармов подполковник Прутенский на основании 23 ст. Правил о местностях, состоящих объявленными на военном положении, допрашивал нижепоименованного, который

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату