Легкий ветерок промчался по роще, и Холланд, закрыв глаза, представил себе шорох листьев, их мягкие прикосновения к коже, когда они опадают. Он не открывал глаз – не хотел расставаться с этим видением. Пусть падают листья. Пусть дует ветер. Пусть шелестят леса, и их бесплотные звуки складываются в слова.
«Король грядет», – шептали листья.
Кора под его спиной начала согреваться, и Холланд отстраненно знал, что ему уже никогда не встать.
«Все кончается», – подумал он, не испытывая страха. Только облегчение и печаль.
Он пытался. Испробовал все доступные способы. Но он так устал…
Шорох листвы становился все громче, и он почувствовал, как его плоть проникает в плоть дерева, он словно падает внутрь ствола, в объятия того, что мягче металла и темнее ночи.
Сердцебиение замедлялось, словно заканчивался завод в музыкальной шкатулке, а с ним утихала и музыка.
Последний вздох слетел с губ Холланда.
И тогда наконец мир вдохнул его в себя.
XНа Келле был его любимый плащ, развевавшийся под порывами ветра.
Сейчас плащ был ни черным, как пристало гонцу, ни красным, как пристало члену королевской семьи, ни тем более серебряным, как на турнире. Он стал совершенно непримечательным, серым. Келл даже не понимал, новым он кажется со стороны, или старым. Единственное, что он мог сказать – таким он его еще никогда не видел. Вплоть до сегодняшнего утра, когда, выворачивая плащ в очередной раз, не обнаружил под красно-черными вариациями совершенно неожиданный цвет.
У этого нового плаща был высокий воротник, глубокие карманы, и черные пуговицы от горла до самого низа. Отличная одежда для шторма, для сильной качки, и одним богам ведомо для чего еще.
Но Келл планировал тоже узнать, для чего приспособлен этот плащ – теперь, когда он был свободен.
Свобода кружила голову, пьянила, как вино. Келл чувствовал себя лишенным ориентиров, брошенным в бурное море. Но его удерживал на плаву невидимый якорный канат, прочный как сталь. Связь между его сердцем и сердцем Рая.
Этот канат мог натягиваться.
Мог ослабевать.
Келл вошел в порт и двинулся вдоль берега, минуя баржи и фрегаты, местные суденышки, вескийские торговые суда и фароанские ялики – корабли всех размеров и форм, ища один-единственный.
«Ночной шпиль».
Конечно, он должен был догадаться, что она выберет именно его – корабль с темным корпусом и полночно-синими парусами.
Он поднялся по трапу почти до самого верха, не оглядываясь, но в последний миг вдруг замешкался и повернулся, пытаясь последними взглядом вобрать весь дворец – стекло и камень, золото и свет. Живое сердце Лондона. Восходящее солнце Арнса.
– Что, никак передумал?
Келл обернулся – и увидел Лайлу, которая опиралась на перила, стоя у борта. Весенний ветер играл ее короткими темными волосами.
– Вовсе нет, – отозвался он. – Просто вид отсюда красивый.
– Ну ладно, поднимайся, пока я не решила отчаливать без тебя!
Она повернулась и начала отдавать приказы команде, как настоящий капитан, и моряки повиновались, делали, что она говорит. Они работали, улыбаясь, кто-то поднимал якоря, кто-то занимался с парусами. Все торопились поскорее отплыть, и Келл не мог их в этом винить. Лайла Бард была человеком, с которым нельзя не считаться. Ножи были в ее руках или огонь, тихо она говорила или орала во все горло, – она всегда контролировала мир вокруг себя. По крайней мере, казалось, что контролирует.
В конце концов, она подчинила себе два Лондона.
Она успела побывать воровкой, беглянкой, пиратом, волшебницей…
Яростная, горячая, могущественная и пугающая – она до сих пор оставалась неразгаданной загадкой.
И он любил ее.
В доски у ног Келла вонзился кинжал, заставив подпрыгнуть на месте.
– Лайла! – крикнул он.
– Отчаливаем! – отозвалась она с палубы. – И захвати нож, он мой любимый!
Келл потряс головой, вытаскивая лезвие, глубоко вошедшее в дерево.
– Да ты не любимых не держишь.
Наконец он поднялся на борт. Моряки продолжали работу, никто не остановился, чтобы поклониться ему, для всех он был просто еще один член команды. Наконец «Шпиль» отошел от причала и паруса наполнились утренним ветром. Сердце Келла грохотало в груди, и, закрывая глаза, он чувствовал, как бьется еще одно сердце, в такт его собственному.
Лайла подошла и встала рядом. Он протянул ей кинжал, она молча спрятала его в ножны и оперлась о плечо Келла. Магия бежала между ними, как могучий поток, соединяла, как канат, и на миг он задумался, кем бы стала Лайла, останься она в Сером Лондоне. Не реши она некогда обшарить его карманы, не заплати выкуп за свое странствие.
Может быть, эта Лайла никогда не открыла бы для себя магии.
А может, наоборот – изменила бы свой собственный мир, а не мир Келла.
Его взгляд в последний раз обратился к дворцу, и антари подумал, что почти может различить силуэт человека на балконе. На таком расстоянии это была всего лишь крошечная тень, но в волосах его вспыхнула золотистая искра – королевская корона. Рядом с королем встала вторая фигура.
Рай вскинул руку в прощальном жесте, и Келл ответил тем же – единственным несказанным словом между двумя братьями.
Аноше.
