Рай посмотрел брату вслед и обернулся к отцу.
– Если Алукард остался жив, могут быть и остальные. Позвольте мне…
– Ты знал? – перебил его Максим.
– О чем?
– Покидая дворец, ты знал, что невосприимчив к магии Осарона?
– Подозревал, – ответил Рай. – Но я бы пошел в любом случае.
Королева взяла его за руку.
– После всего, что произошло…
– Да, после всего, что произошло, – Рай высвободился. – И именно поэтому. – Он обернулся к родителям. – Вы сами меня учили, что правитель должен страдать вместе со своим народом. Учили, что он – их сила, их каменная стена. Разве не понимаете? Я никогда не овладею магией, но теперь у меня появилась цель.
– Рай… – начал отец.
– Нет, – прервал принц. – Я не допущу, чтобы они думали, будто семья Мареш их покинула. Не стану прятаться в охраняемом дворце, если могу без опаски ходить по улицам. Если могу показать людям, что они не одни, что я сражаюсь за них, ради них. Меня можно сбить с ног, но я все равно поднимусь и своим примером покажу им, что надежда не умирает. Это то немногое, что я могу сделать для своего города, и с радостью сделаю это. И нет нужды прятать меня от тьмы. Она больше не может причинить мне вреда. Ничто не может.
Внезапно Рай почувствовал, что выжат до капли, опустошен, но в этой опустошенности крылся покой. Нет, даже не покой. А ясность. Решимость.
Он посмотрел на мать – та в скорби сжимала руки.
– Кем ты хочешь меня видеть: своим сыном или принцем Арнса?
Ее пальцы побелели.
– Ты всегда будешь и тем, и другим.
– Тогда я ни в чем не добьюсь успеха.
Он твердо встретил взгляд короля. Но первым заговорил верховный жрец.
– Принц говорит правду, – произнес он, как всегда, мягким и ровным голосом. – Королевская и городская стража наполовину разбиты, жрецы из последних сил поддерживают защиту вокруг дворца. Каждый, кто остался невосприимчив к магии Осарона, – наш союзник, которым мы не можем пренебрегать. Нам нужны все, кого удастся спасти.
– Тогда решено, – заявил Рай. – Я пойду…
– Но не один, – перебил его отец и, не дожидаясь возражений, добавил: – Никому не дозволено выходить из дворца в одиночку.
Первым отозвался Алукард, бледный и измученный. Он вцепился руками в подлокотники и хотел подняться, но его опередила Лайла. Она отставила бокал и шагнула вперед.
– Ленос, уложи капитана спать, – велела она и обернулась к королю. – С его высочеством пойду я.
Максим нахмурился:
– Как я могу доверить тебе жизнь моего сына?
Она склонила голову, откинув темную челку и открыв расколотый глаз. И этот единственный дерзкий жест сразу показал Раю, за что его брату так нравится Лайла.
– Как? – переспросила она. – Очень просто. Потому что ни тени, ни павшие не могут меня тронуть. Потому что я хорошо владею магией и еще лучше – клинком, и в моей крови больше силы, чем во всем вашем чертовом дворце. Потому что я умею убивать, не задумываясь, а сверх того – потому что у меня уже вошло в привычку оберегать жизнь ваших сыновей. Обоих.
Будь здесь Келл, он бы побледнел.
Король же побагровел.
Алукард издал слабый вымученный звук – рассмеялся, наверное.
Королева молча глядела на удивительную девчонку.
А Рай, вопреки всему, улыбнулся.
* * *У принца имелись всего одни доспехи.
Они никогда не видали битвы, не видали вообще ничего, кроме взгляда скульптора, трудившегося над небольшим скульптурным портретом принца, который сейчас стоял в комнате родителей, – подарок Максима Эмире на десятую годовщину свадьбы. Рай надевал эти доспехи всего один раз и планировал снова надеть на свой двадцатый день рождения, но в тот вечер вообще все пошло не как задумано.
Доспехи были легкие, слишком легкие для настоящего боя, зато смотрелись на славу: мягкое чеканное золото с жемчужно-белой каймой и капюшоном кремового цвета. При каждом шаге они еле слышно звенели, будто далекие колокола.
– От скромности не помрешь, – усмехнулась Лайла, увидев, как он расхаживает по вестибюлю дворца.
Она давно уже стояла в дверях, глядя на город и туман, еще клубившийся в предполуденном свете, но, услышав тихие шаги Рая, обернулась и чуть не расхохоталась. И надо признать, у нее были на то причины. Ведь сама Лайла была одета в простой плащ и поношенные сапоги, а с перевязанными руками выглядела как пират после битвы, а он рядом с ней сверкал золотом, в полной гармонии с серебристыми стражниками за спиной.
– Скромность – не главное мое достоинство, – отозвался Рай. Ему представилось, как Келл качает головой – сердито, но в то же время весело. И пусть вид получился дурацкий, но Рай хотел, чтобы его заметили. Чтобы люди, все, кто еще остался, знали – принц не прячется. Не боится темноты.
Они спускались по дворцовой лестнице. Лицо Лайлы стало суровым, израненные руки сжались в кулаки. Он не знал, с чем она столкнулась в святилище, но стычка явно была не из приятных. И при всей напускной веселости взгляд у нее сейчас был такой, что Рай, встретившись с ней глазами, содрогался.
– Тебе эта затея не нравится, – сказал он. Не спросил – сказал. Но его слова что-то всколыхнули в Лайле, зажгли огонек в глазах, разбудили усмешку.
– Определенно.
– Тогда почему улыбаешься?
– Потому что я обожаю безумные затеи, – ответила она.
Они вышли на площадь у подножия лестницы. Цветы, обычно окаймлявшие ступени, превратились в скульптуры из черного стекла. На горизонте в десятке мест поднимался дым – не тонкие струйки из каминных труб, а черные перья пожаров. Рай выпрямился. Лайла запахнула куртку.
– Готов?
– Мне не нужен провожатый.
– Вот и хорошо, – ответила она. – А мне не нужен принц, наступающий на пятки.
Рай вздрогнул.
– Но ты сказала отцу…
– Что смогу сохранить тебя в живых, – ответила она и оглянулась. – Но ты и сам неплохо справишься.
Ему сразу стало легче. Потому что из всех людей в его жизни, включая брата, родителей, стражников и даже Алукарда Эмери, только Лайла, первая и единственная, обращалась с ним так, словно он не нуждался ни в каком спасении.
– Стража, – крикнул он посуровевшим голосом. – Разойдись.
– Ваше высочество, – заговорил один, – мы не должны…
Он обернулся к ним.
– Нам нужно обыскать немалое пространство. И, насколько я знаю, у каждого из нас есть пара зрячих глаз… – Он покосился на Лайлу, сообразив, что только что ляпнул. – Так что пустите их в дело и найдите всех, кто жив.
Поиски были нелегкие.
Тел было очень много. И, что гораздо хуже, часто попадались не тела, а то, что от их осталось, – груды тряпья и горстки пепла, разметанные зимним ветром. Он вспомнил сестру Алукарда, Анису, горевшую изнутри. Так случалось с теми, кто проиграл битву с Осароном. А как же павшие? Тысячи людей, не вступивших в бой с королем теней. Они сдались, уступили. Где они? Сидят, как в темнице, в