Аша подняла на него глаза. Он был так близко, что она чувствовала тепло его тела, словно наплывающий волнами жар костра. Когда он ловко перекинул бинт из одной руки в другую и наклонился к ней, то слегка коснулся щекой ее уха.
Сердце Аши гулко забилось. Он замер, а затем едва заметно шевельнулся и начал поворачивать к ней лицо. Но что-то его остановило, он упрямо выпятил подбородок и отодвинулся. Пока он бинтовал ее, она видела, как он изо всех сил старается держаться поближе к ней. Аша даже не заметила, что затаила дыхание.
В комнате без окон сложно определить время суток. Когда Аша проснулась в следующий раз, уже могло наступить утро. Свечи оплыли, сон отступил, оставив ее лежать на кушетке и рассматривать полки с манускриптами. Она боялась, что раны опять растревожатся, поэтому долго не шевелилась. Но наконец тихонько повернулась на бок и увидела, что кто-то спит на полу у кушетки.
Слуга Джарека. Спящим он был похож на лунный цветок, лепестки которого раскрывались лишь по ночам, редкий, прекрасный цветок под светом звезд. Аша дотянулась до огарка свечи и поднесла его к лицу невольника. Вздрагивающие ресницы отбрасывали тени на бледные скулы, а волосы напомнили ей море в Дармооре: бушующее, вздымающееся волнами, неспокойное море.
Она подумала о Райане, рассматривавшем Лилиан в апельсиновом саду, и быстро отвернулась, уставившись обратно в потолок и отгоняя эти мысли. Но мысли все наплывали и наплывали; тогда она подтянула ворот рубашки почти до глаз и принялась вдыхать мужской запах, застрявший в льняной ткани: соленый запах пота, от которого у нее все задрожало внутри.
Опомнившись, она быстро одернула рубашку и повернулась к полкам, пытаясь отвлечься от мыслей. Она дотрагивалась до деревянных ручек свитков, искусно вырезанных, покрытых маслом. Дерево было новым, свежим, без трещин и сколов. Аша вдохнула сильный аромат туи. Она вытянула с полки один свиток и развернула его. Читать было слишком темно, поэтому, превозмогая ноющую боль, она дотянулась до свечи. Но едва Аша прочитала первые строчки, как тут же остановилась.
Это был один из древних напевов, история третьего Намсары – человека, который спас город от засухи, длившейся целый год, создав цепь акведуков. Как и ручка свитка, пергамент был новым, хрустящим. Темные чернила блестели, но в почерке чувствовалось что-то необычное. Слова плясали, будто выведенные нетвердой рукой, а некоторые были написаны с ошибками.
Аша подняла глаза к полкам. На них лежали сотни таких пергаментов. Она принялась лихорадочно вытаскивать один за другим и в каждом обнаруживала древние напевы, запрещенные сказания, истории семи Намсар, которые поднимались на защиту своего народа, преследовали врагов, свергали королей-самозванцев. Истории про Первого Дракона, спутника каждого Намсары и живой связи между Седым Ольном и его людьми.
Аша разворачивала все новые и новые свитки, пробегала глазами первые строчки, бросала на пол и тянулась за следующими. Все это было больше чем преступление. Древние напевы были запрещены и сожжены задолго до рождения Аши. Переписывать и хранить их здесь было равносильно измене королевству.
Она развернула очередной свиток, но не бросила его, как остальные. Пальцы крепче сжали рукоятку.
– Что там написано?
Аша подняла голову. Невольник, сидя на полу, зевнул и взъерошил волосы. Она перевела взгляд обратно на неровные строчки, небрежно набросанные на пергаменте.
– Это напев про Вилию, – произнесла она.
В голове зазвучал голос матери, вернее, эхо ее голоса. Пусть прошло уже много лет и матери давно нет рядом, воспоминания о ней жили в сердце Аши.
Кушетка прогнулась: невольник уселся рядом и уставился на пергамент, разложенный у нее на коленях. Его бедро едва не задело ее колено, торчащее из-под рубашки. Аша повернулась к нему и открыла рот, чтобы приказать отодвинуться. Но после всего, что он сделал: промыл и перебинтовал ее раны, – это казалось бессмысленным.
– В детстве, – начала она, – каждую ночь меня мучили кошмары…
Она помолчала. Она не рассказывала об этом уже несколько лет.
– Мама называла их монстрами, потому что я видела их, даже когда открывала глаза.
Аша видела все ошибки в словах на пергаменте.
– Она вызвала всех лекарей, живших в городе, и каждый назначил свое лекарство. Одни поили меня перед сном теплым козьим молоком. Другие подвешивали травы и коренья к балдахину моей кровати. Кто-то даже велел положить мне под подушку зуб дракона.
Она поморщилась.
– Это сработало?
Аша покачала головой.
– Стало только хуже. Поэтому мать придумала собственное снадобье.
Какая разница, если она ему расскажет?
В любом случае эту историю знали все. Слуги всегда подслушивают под дверями. Они и распространили слухи после ее смерти: якобы королева драконов спасла дочь с помощью древних напевов и поэтому так рано умерла.
– Ночь за ночью мать просыпалась от моих криков. Тогда она вставала, выгоняла всех слуг из моей спальни и запирала дверь, – Аша взглянула на него: он внимательно ее слушал. – Она читала мне древние напевы до самого утра, пока ее голос не становился хриплым. Только им и удавалось прогонять кошмары. Именно тогда у матери появились признаки отравления: стали выпадать волосы, она быстро худела, ее мучили кашель и судороги. А потом она умерла.
Аша свернула манускрипт. Ей больше не хотелось об этом говорить. Она собралась было бросить его к остальным, но почему-то не смогла.
– У меня тоже бывают кошмары.
Он разглядывал свои ладони, лежащие на коленях. Она вдруг почувствовала острое желание прикоснуться к ним, провести по линиям, потрогать мозоли на пальцах.
– Сколько себя помню, мне постоянно снится один и тот же страшный сон.
– Каждую ночь?
Он кивнул.
– Сначала этот сон не был кошмаром. Когда я был маленьким, мне нравилось засыпать, потому что я знал, что увижу во сне ее.
– Ее?
Он глубоко вздохнул.
– Да, – тихо сказал он, – ее.
Он взял свиток из рук Аши и принялся задумчиво сворачивать и разворачивать его, словно хотел чем-то занять свои руки.
– Раньше я думал, она какая-то богиня, что она выбрала меня для великих подвигов, – он смял пергамент, а когда понял это, поспешно отложил его в сторону. – Каким же глупым я был.
Он попытался выдавить улыбку, но она вышла натуженной и кривой.
– Сейчас она стала моим кошмаром, из которого уже не вырваться, – сказал он, избегая смотреть Аше в глаза.
Его бедро придвинулось ближе и коснулось ее колена. Аша задержала дыхание и впилась в него взглядом, ожидая, что тот отодвинется.
Он не пошевелился.
– Знаешь, твой брат прав: тебе не стоит охотиться в одиночку.
При этих словах все вокруг разбилось вдребезги.
Кодзу.
Аша не представляла, утро сейчас или вечер, но одно она знала наверняка: красная луна сейчас еще тоньше, чем была, когда Аша заснула. Время ускользало от нее.
– Мне нужно идти…
Она откинула покрывало и медленно встала. Льняная рубашка доходила
