— Два, один, ноль, — с этими словами он дошел до верхней части желоба для кормления. Он прижался к каменной стене, которая являлась продолжением внешней стены темницы и разделяла разные желоба. Шаги людей в латных доспехах снова приблизились, и он увидел, как второй Черный воин вышел с другой стороны холма и продолжил дозор. Волна страха и эйфории захлестнула чуть пьяного мошенника. Последователи Джаа продолжали патрулировать улицу, не замечая того, что Гленвуд прячется в верхней части наклонного желоба.
В нижней части наклонного желоба было окошко, закрытое решеткой из толстых стальных прутьев, из которого пробивался тусклый свет от факела. Желоба остались от тех времен, когда таким образом кормили пленников — сбрасывали еду им в камеры. Лорд–маршал, построивший темницу, подошел к ее конструкции с великим вниманием к деталям и бесчисленным ненужным мелочам. Из–под крыши здания выступал большой навес, под которым в прошлом вешали преступников. В эти дни осужденные на смерть встречали чуть более достойный конец.
Снизу доносились голоса. Отдельных слов Гленвуд различить не мог, и ему пришлось спуститься ниже, ведь требовалось выяснить, что происходит внутри камеры кирина. Медленно спускаясь по наклонному желобу, мошенник все еще чувствовал привкус вина на губах. Освещения здесь не было, слабый свет шел только снизу, а навес над камерами хорошо скрывал Гленвуда.
Он несколько раз споткнулся, но не упал, ухватившись за стены желоба. Присев на корточки, он притаился сбоку от зарешеченного окошка. Рам Джас висел в центре тюремной камеры с каменными стенами, его руки цепью приковали к потолку, а кандалы на ногах — к полу. Рядом с ним в углу камеры стояло кресло с кожаными и металлическими удерживающими устройствами. Гленвуд решил, что это какое–то орудие пыток, не слишком распространенное в Тор Фунвейре. Рядом с креслом пылала жаровня, и в ней сквозь пламя лезвием вверх торчал хорошо закаленный нож.
Раны кирина совершенно исчезли, но и ухмылка исчезла тоже, он был почти полностью обнажен, и только небольшой кусок ткани прикрывал область паха. Единственный шрам, который у него остался, проходил через левое плечо и напоминал старую рану от арбалетного болта. Рам Джас был мускулистым, но худощавым, и сейчас, когда он беспомощно висел посреди тюремной камеры, он выглядел жалко. Вместе с ним в помещении находились двое людей, они разговаривали между собой в отдалении от него.
Один — Черный священник, облаченный в черные доспехи, он носил длинный меч в простых ножнах. Во взгляде служителя смерти читалась тревога, но он не проявлял ни единого признака эйфории, которая отмечала заколдованных. Хотя рядом с ним в облегающем фигуру красном платье стояла Изабель Соблазнительница. Гленвуд никогда раньше ее не видел, но внешне она достаточно напоминала Катью, чтобы он сразу узнал в ней одну из Семи Сестер. Прекрасно выполненная татуировка на ее щеке изображала змею, свернувшуюся кольцами, хотя красота женщины как–то терялась из–за гневного выражения лица.
Преступник отвернулся от зарешеченного окна, вспомнив совет наемного убийцы: не смотреть долго ни на одну из Сестер.
— Ты ответишь на ее вопрос, кирин, — равнодушно прогудел Черный священник. — Или ты испытаешь такую боль, которую не сможешь вынести.
Рам Джас издал страдальческий смешок.
— Почему бы этой дряни просто не заколдовать меня? Ах, да, верно — она же не сможет!
Раздался серебристый смех колдуньи. Гленвуд тряхнул головой, отчаянно пытаясь сохранить в памяти, что она была настолько же злобной, насколько прекрасной.
— Мой дорогой Рам Джас, — произнесла Изабель, — тебе незнакомы настоящие страдания… пока незнакомы.
На секунду повисло молчание. Убийца с яростью смотрел на колдунью. Как видно, она к такому не привыкла — другие мужчины никогда не смотрели на нее прямо, опасаясь, что она проникнет к ним в разум.
— Мне нечего сказать тебе, сучка. — Убийца сплюнул на пол. — Просто убей меня. Если сможешь.
Еще одна трель мелодичного смеха, и Изабель шагнула ближе.
— Госпожа, — предостерег ее Черный священник, — будьте осторожны, он очень коварен.
— Я не боюсь его, — ответила она и провела пальцем по груди кирина. — Как и он не боится меня.
Она казалась воплощением чувственности. «Вполне соответствует имени Соблазнительница», — подумал Гленвуд.
— Ты склонишься перед моей волей, Темная Кровь, займет это час, день или год. Ты станешь моим верным слугой, ты не будешь способен мыслить самостоятельно. Ты будешь думать только о том, как доставить мне удовольствие… Я буду называть тебя своей зверюшкой. — Она прикусила нижнюю губу, и Гленвуд почувствовал, что ему стало жарко. — Я спрашиваю еще раз — где потомок древней крови?
Рам Джас сузил глаза и огрызнулся:
— Пошла ты!
Священник выступил вперед и кулаком в латной рукавице ударил кирина в челюсть. Из угла рта у того брызнула кровь.
— Ударь меня еще раз, трусливый подлец, — прорычал Рам Джас. — Давай… ударь так сильно, как только сможешь… ответ будет тем же — пошла ты!
Упорство кирина не имело себе равных, но даже знаменитый Рам Джас Рами сломается под пытками. Гленвуд не знал, кто такой потомок древней крови или почему колдунья называла Рам Джаса Темной Кровью, но он все больше укреплялся во мнении, что кирин — самый сильный человек из всех, кого он знал.
Черный священник вытащил меч и прижал к шее пленника.
— Знаешь, а ведь я могу тебя убить, — произнес он равнодушно. — Это будет легко… медленно вспороть тебе шею — и оставить тебя истекать кровью.
Рам Джас улыбнулся мощному священнику.
— Ты же Элиас, так?
Священник кивнул.
— Я брат Элиас из Дю Бана, Черный священник Одного Бога, — ответил он официально.
— Так скажи мне, брат Элиас, ты насовсем перешел в последователи Мертвого Бога или только на время? — Ухмылка стала дерзкой.
— Молчи! — прорычала Изабель, первый раз показав свое волнение.
— Почему? — возразил убийца. — А если не послушаюсь — что ты со мной сделаешь?
Элиас ударил его еще раз, уже сильнее, и кирин выплюнул полный рот крови.
— Ой, — произнес он уголком рта.
— Где Ута Призрак?! — провизжала колдунья.
— Пошла ты! — ответил Рам Джас.
Брат Элиас с размаху пнул убийцу в пах. Удар вышиб из кирина дух, заставив его корчиться в подвешенном состоянии, стиснув зубы от боли.
— Ну что ж, значит, в ближайшее время мне не удастся позабавиться с твоей матерью, — рявкнул он, страдальчески усмехнувшись.
Еще один удар
