«Мне бы нож», – подумал Прокс, и его рука стала как костяной наконечник. Размахнувшись как следует, он всадил его в глаз огромному пауку.
Паучиха выпустила продолжавшего орать соискателя и стала пятиться. Прокс, размахнувшись, вогнал руку в другой глаз и чуть было не свалился со спины паучихи. Та взбрыкнула, как необъезженная лошадь, и, быстро перебирая лапами, поползла задом наперед.
Алеш, чтобы не упасть, взмахнул крыльями, взлетел с ее спины и, подлетев к Авангуру, ухватил того за руки, которыми он прикрывал лицо. Опять взмыл вверх и потащил за собой бьющегося в истерике соискателя.
Паучиха, освободившись от наездника, остановилась. Оставшимися двумя большущими глазами уставилась на летающую дичь и болтающуюся в ее руках другую жертву, попавшуюся в сеть паутины. Пока она смотрела, Прокс из последних сил дернул Авангура, и одна нога того освободилась.
Заметив, что дичь пытается удрать, паучиха прыгнула вперед. Она лапами разорвала свои сети, и Авангур, вырвавшись из рук Алеша, взмахнув ногами, с громким воплем, полным страха и отчаяния, полетел за паутину.
Матушка паучиха остановилась и принялась деловито заделывать дыры в паутине. На беглецов она больше не обращала внимания.
– Прошли. О боги всемогущие! Мы прошли! – отползая на четвереньках подальше от паутины, непрестанно повторял Авангур.
У выхода из пещеры Прокс устало присел.
Планета Сивилла. Степь
Вот и случилось то, чего я так не хотел или откладывал на потом. Старый хрыч воспользовался ситуацией и объявил нас с Гангой мужем и женой. Но, честно признаться, я даже испытал облегчение. Наконец-то мне не надо принимать это сложное решение – жениться или не жениться. Все было решено за меня и Гангу в ту самую минуту, когда ее дед объявил нас мужем и женой. Ну а за словами пошли дела.
Весь вчерашний день в ставке готовились к грандиозной свадьбе. Лагерь преобразился. Шатры укрыли коврами, у реки резали скот, дымили десятки котлов. Невесту отделили, как полагается по обычаям орков, в девичий шатер. И будет она там наряжена в их одежды из тонкой кожи, бусы из речного жемчуга, золотые серьги-кольца. Ее ко мне подведут босой, как знак покорности жены. А то, что она потом, как та троллиха, что я видел в орочьем лагере, будет лупить мужа, уже никого не будет волновать. Затем проведут обряд благословения предками, и мы выслушаем откровение обкуренных шаманов. Все, кроме молодых, будут жрать мясо и пить гайрат. Пройдет турнир воинов, где мне нужно будет показать свою удаль, а ночью под улюлюканье орков и скабрезные советы орчанок, как нужно ублажать мужа, нас отведут в новый шатер, который уже стоит в отдалении.
Все это мне рассказал старый шаман после того, как меня позвали к хану.
Великий правитель пустыни сидел один, невозмутимый, как каменный Будда, и, когда я вошел, нагло и шумно, лицом вперед, даже не посмотрел на меня. Его телохранители усадили меня на почетное место и вышли.
«Уже хорошо, – подумал я. – Значит, уважают».
Сам же в это время продумывал способы умерщвления правой руки. И не мог выбрать. Посадить на кол. Отрезать голову. Сварить в кипятке. Содрать шкуру… Моей фантазии не хватало. Мне все время казалось, что этого будет мало для такого негодяя, каким оказался Быр Карам. Мы сидели молча и чего-то ждали. Вошел Быр Карам и как ни в чем не бывало уселся на свое место.
– Молчит? – спросил он хана.
Тот ожил, искоса посмотрел на меня и усмехнулся.
– Придумывает тебе казнь, Быр. Даже не знаю, что он может придумать. Он же демонов ест.
Я с подозрением посмотрел на парочку. Что-то слишком они веселые. Это настораживает. Но как хан прочитал мои мысли?
– Они у тебя на лице написаны, Разрушитель, – ответил на мой незаданный вопрос великий хан и замолчал.
Я упрямо поджал губы. Все равно подстерегу и убью гада.
Дождались старого шамана. Он вошел и, кряхтя, сел.
– Вижу, малыш еще не убил Быра, – сказал он. – Даже странно. Поумнел, что ли?
Я продолжал молчать. Пусть поиздеваются. Мое время еще придет. Хан хмыкнул:
– Он и не был дураком. А вот за жизнь Быра опасаться нужно. Молод, горяч еще. Слушай, родич, – обратился он ко мне, и я, не скрывая удивления, посмотрел на хана.
«Родич?» – подумал я.
– Да, Разрушитель, мы с моим братом, – он кивнул в сторону шамана, – приняли тебя в свою семью. А для этого ты должен был выйти из рода Гремучих Змей и взять в жены Гангу. Но так как ты сам на это не согласился бы, а мы не могли раскрыть преждевременно свои замыслы, пришлось тебя лишить рода и одновременно принять в нашу семью. Семья великого хана неприкосновенна. Ты помог нам, мы помогли тебе. Вопросы к Караму у тебя есть?
Я взглянул на советника хана и отрицательно покачал головой:
– Нет. Пусть живет. Я только не понял, чем вы мне помогли?
– Наглец! – Быр Карам не удержался и даже поперхнулся от досады.
Старый шаман пожевал тонкими, как ниточка, губами, из-под которых торчали стертые клыки.
– Не догадываешься? – спросил он.
Я понял, что они поняли, что я их понял. А что тут понимать? Это был поединок Худжгарха и Рока. Рок выставил шамана. Худжгарх – меня. Рок сделал свой ход первым и вывел меня из игры, отлучив от рода. Хан сделал свой ход и принял в семью с условием женитьбы и поставил игрока вновь на поле сражения, спасая этим всех моих спутников и себя. А дальше кто кого. Или я шамана – и тогда орки на этом этапе пойдут за Худжгархом, или шаман меня – и тогда они пойдут за Роком.
Эти старые пройдохи дали мне шанс. И я не мог быть неблагодарным. Кроме того, свадьбу организовал великий хан, и мой статус резко возрастал. Все вроде оказывались в выигрыше.
Хан получал могущественного союзника в лице Худжгарха, Ганга – мужа, я – жену уровня герцогини и все, что положено по статусу. Единственное, что портило мне настроение, это панические мысли: «Прощай свобода! Караул!»
Вот как так получается, что судьба человека повторяется? Меня снова женили помимо моей воли! Вернее, не совсем так, жениться я хотел… но не сейчас.
Я вернулся к моим спутникам от хана в мрачном настроении. Сел, попытался прогнать назойливые мысли. Нет, конечно, я полюбил Гангу. И даже, можно сказать, был влюблен по уши. Но мое мужское самолюбие роптало. Мне выбрали время женитьбы, не спросив даже для приличия, как я на это смотрю. Просто поставили перед фактом: ты уже женат.
Пришли на ум слова из песни «Все могут короли». Нет, это не про меня, я по любви. Тогда не понимаю, почему так тревожно на душе? Что не дает покоя?
Мои товарищи молчали, не мешая мне думать. Только неугомонная Сулейма извелась.
– Фома, чего учитель такой хмурый? Он что, не хочет жениться? – Ее громкий шепот звенел в шатре, как
