– Мариан? – позвала она.
Воздух ожил и загудел – их с Нестором атаковали мухи. В комнате царил полумрак. Стены покрывал ковер из шкур – полосатые шкурки енотов, серо-стальные беличьи, коричневые – хорьков. И тут она поняла, что смотрит на фреску из шкур – долины и холмы и покрытые снегом вершины из белых кроликов. Горы, фреска с изображением гор из шкур.
– Мариан? – повторила она, и отравленный разложением воздух влился в легкие.
По ее губам проползла муха. Мосс дернулась и смахнула ее. Она боялась их, боялась того, что они могут значить, боялась обнаружить тело Мариан. Только не здесь, не здесь…
– ФБР, – сказал Нестор. – Федеральные агенты.
С поднятым оружием Мосс двинулась дальше, в следующую комнату. Она оказалась больше размером, с угловой кухней и телевизором с антенной-усами. Феодальные владения. Со стен и потолка свисали нацистские флаги. Черные, с белой эмблемой СС. А еще зеленые флаги с белыми оленьими головами, со свастиками между рогов. Безумец, решила Мосс, но она была напугана, словно нашла врата ада. Пол усеивали пустые банки из-под газировки, покрытые черными муравьями.
– Сюда, – сказал Нестор. – Сюда.
Увешанный разномастными зеркалами коридор вел в остальные комнаты. На полу лежало что-то, спеленутое в мешки для мусора, так густо кишащее белыми личинками и мухами, как будто внутри шевелилось тело. Нестор обернул ладонь рукавом и потянул полиэтилен. Мосс ожидала увидеть бледное лицо Мариан, но там оказалась покрытая шерстью морда с красными беззубыми деснами и черными стеклянистыми глазами.
– Боже. – Нестор отпрыгнул. – Что это? Гребаный медведь?
Мосс пошла дальше по коридору, отражаясь в многочисленных зеркалах. Что это за место такое? Но на каком-то уровне подсознания Мосс узнала эту конструкцию, где-то теплились воспоминания. Зеркала в коридоре, ее отражения – что-то всплывало в памяти, и она вспомнила заснеженные вершины, как шла по собственным следам в оранжевом скафандре на ледяном ветру. Она миновала ванную, потом спальню – матрас на полу, в ногах валяется вещмешок. Зеркала привели ее к дальней комнате, хозяйской спальне, и, заглянув внутрь, она услышала собственный крик.
Мужчина повесился на сделанном из костей дереве, дереве-скульптуре из костей, железа и медной проволоки. Стены и потолок были покрыты зеркалами, так что повешенный отражался в бесконечных ракурсах. Он свисал с ветки-скелета, лицо раздулось, пунцовый язык вывалился наружу. Жирное белое тело кишело мухами.
Мосс шагнула ближе, руки с пистолетом дрожали, и увидела свое отражение рядом с мертвецом. И тут ее затопило понимание, как будто она снова в том месте, а этот дом – и зеркальный коридор, и дерево из костей – изображают то, что Мосс так старалась забыть. Воспоминания о ее распятии, гул черной реки под головой. Эти комнаты – как указующий перст. Она вспомнила лед, вспомнила воздух, мерцающий вокруг, как зеркальная стена. Она видела дерево, когда была на Рубеже, дерево цвета выбеленных костей, бесконечно повторяющееся. Флис реконструировал сцену так, словно вытащил этот пейзаж из ее головы.
– Уходим, – сказал Нестор и положил руки ей на плечи, подталкивая к выходу. – Мариан здесь нет. Пошли.
* * *Шериф округа Брук перекрыл доступ к дому на Бартоллоу-Форк, пока не прибыла мобильная группа криминалистов ФБР. Они вытащили из дома полуразложившуюся медвежью тушу и отволокли ее в лес и только потом сняли Эльрика Флиса. Из-за размеров тела этим занимались несколько человек. Медведя препарировали – сняли шкуру, вытащили кости и органы. Дом Флиса посчитали местом преступления, но все быстро пришли к выводу, что это было самоубийство. Он провисел на дереве из костей как минимум день.
Мосс смотрела, как выносят на носилках закрытое тело Флиса и грузят в «Cкорую», чтобы перевезти в Чарлстон для вскрытия.
«На что я ни посмотрю, все превращается в лед», – думала она, и этот лед как будто надвигался из будущего. Мосс вошла в лес, и тропинка привела ее к четырем скелетам, подвешенным к ветвям за лодыжки. Они были сделаны с пугающим мастерством – обвивающая оленьи кости медная проволока напоминала кровеносную систему и мускулатуру. Откуда он узнал о Рубеже и повешенных? Мосс представила, как Патрика Мерсалта преследуют образы конца света, и он нашептывает о своих видениях Флису. А может, Флис и сам там побывал, может, он еще один внезапно воскресший астронавт с «Либры»?
Астронавты КК ВМФ нередко кончали жизнь самоубийством. Мосс несколько раз присутствовала на вскрытиях тех, кто повесился, вскрыл себе вены или выстрелил в висок – сломленные люди, не сумевшие вернуться в медленный ритм нормальной жизни. О'Коннор узнает, служил ли Флис в КК ВМФ, но Мосс все больше утверждалась в мысли, что это еще один «пропавший без вести». Она услышала шаги – это Нестор пробирался к ней через подлесок.
– Эй, ты как? – спросил он. – Ты так резко пропала.
– Собираюсь с мыслями. Ты когда-нибудь видел что-либо подобное?
Лоб Нестора пошел рябью, как от брошенного в озеро камня.
– Комната напомнила мне кое-что, о чем рассказывал отец, – сказал он. – Повторяющийся сон, который он называл «лес вечности». Слушай, давай отойдем подальше от этих скульптур, в общем, от всего этого.
Они пошли по тропе на опушке обратно к дому Флиса.
– И что за сон? – спросила Мосс.
– Мы жили в Твайлайте, маленьком шахтерском городке. Отец работал на шахте, и ему всегда снилось, что он во тьме. И он с криком просыпался посреди ночи. Я слышал, как он встает и заходит в мою комнату, садится на кровать и смотрит на меня. Мне было лет девять, и я просто надеялся, что он решит, будто я сплю, но он был пьян и начинал рассказывать, что остался в пещере и не мог выбраться из шахты, и тогда пополз глубже, пока не оказался в лесу. Он описывал деревья так, словно они росли в моей комнате, словно я мог к ним прикоснуться.
– Лес вечности, – произнесла Мосс.
– В лесу были двери, – продолжил Нестор. – И когда он открыл одну дверь и вошел, то оказался в новом лесу. Он говорил, что заблудился, и просил меня его найти. Я отвечал, что найду, и ждал, пока его сон развеется и отец уйдет. Он шел в ванную, а потом обратно в коридор. Я слышал его храп и понимал, что он
