Совы были лучшими!
Нас было семь человек. Ну, вообще-то восемь, но одна девочка вскоре погибла в результате несчастного случая со взрывчаткой, и я избегаю думать о ней. Трое девчонок и четверо мальчишек. Я была самой младшей, мне еще не исполнилось четырнадцати, когда я присоединилась к ним, а самому старшему было пятнадцать. Мы были так крепко связаны: лучшие друзья, непримиримые соперники. Мы отказались от своих прежних «я» и взяли себе новые имена у природы. Мое было Рейн — Дождь. Чье-то лицо проплывает у меня перед глазами, потом исчезает. Кто это был? Лучший из всех, пока... пока что-то не случилось. И тогда он стал худшим. Что же произошло? Воспоминания исчезают.
— Что стало со всеми?
Он отводит глаза.
— Некоторых поймали, как тебя, и предположительно стерли им память. Другие погибли на заданиях. Хочешь знать, кто...
Я прерываю его:
— Нет. Не рассказывай мне. — Я не хочу знать, кто погиб, вспоминать их имена только для того, чтобы узнать, что их больше нет.
— Они боролись за то, во что верили, — говорит Нико. — Это славная смерть.
Легко говорить так, когда сам ты жив.
Мы бежим к дому Нико под дождем. Едва я переступаю порог, как он хватает меня за руку.
— Не залей мне тут все водой, — говорит он.
Я снимаю куртку и ботинки, но остальная
одежда тоже мокрая, и я дрожу.
Тори свернулась калачиком на диване, читает, теплая и сухая. Ее ссадины и синяки уже не так заметны, черные волосы блестят.
— Привет, — роняет она и возвращается к чтению.
Я не знаю, чего можно ожидать от Тори. Мы никогда не были близки. Раньше она не особенно меня жаловала, и это, по всей видимости, было как-то связано с Беном. Однако же, спасая ее, я рисковала собственной шеей и ожидаю чего-то, хоть отдаленно напоминающего благодарность.
— Мне нужно сделать пару звонков. Вы тут пока поболтайте, — говорит Нико и уходит. Я присаживаюсь на краешек дивана.
— Ну, как дела?
Она пожимает плечами.
Я пытаюсь завести разговор на другие темы, но безрезультатно. У меня возникает желание проломить эту скорлупу, в которую она спряталась. Хочу узнать, как она избавилась от своего «Лево». После того что произошло, когда я срезала «Лево» Бена... меня охватывает озноб. Может, она знает, как при этом выжить. Может, ей известно, есть ли шанс, что он жив.
Бен. Вот способ достучаться до нее.
— Скай жив.
Глаза ее округляются:
— Ретривер Бена? Где он?
— Он... — Я останавливаю себя, не уверенная, стоит ли называть имя Мака. — Он у кузена одного знакомого.
— Бен любил этого пса, — говорит она, опустив глаза.
Потом снова поднимает их.
— Бен любил и меня. — В голосе ее слышится вызов. Я понимаю, что нет смысла спорить, говорить, что на самом деле он любил меня, а не ее. Ей сейчас больно. Пусть думает так, как ей хочется.
— Знаешь, что случилось с Беном? — спрашиваю я.
Голова ее опускается. Она кивает:
— Нико рассказал мне, что он срезал свой «Лево», и лордеры забрали его. Но я не понимаю... Зачем он это сделал? Он был не из тех, кто задается лишними вопросами, вопросами, которые могут довести до беды. Тогда зачем? Будь я рядом, я смогла бы остановить его.
Я не отвечаю. Мне неприятно это слышать, но я боюсь того, как она отреагирует, если я признаюсь ей, что была с ним. Она не спрашивает об этом, поэтому Нико, должно быть, поведал ей лишь часть истории. Она не знает, сколь близки мы были с Беном.
— А что сказал Бен, когда я пропала? — спрашивает она.
И я вспоминаю, что поначалу он даже не сообразил, что она пропала, пока я не спросила его, где Тори, и тогда он попытался выяснить. Но ей знать об этом необязательно.
— Он ходил повидаться с твоей мамой.
— Да? А он говорил тебе, как все было?
Я колеблюсь.
— Расскажи, если знаешь. Пожалуйста, мне нужно знать. — И она хватает меня за руку. Моя рука холодная, и Тори набрасывает одеяло на нас обеих.
— Ладно, — уступаю я, откидываясь назад. Мне хорошо знакомо это мучительное желание узнать что-то такое, что ты никак не можешь узнать. — Бен сказал, что поинтересовался у нее, где ты, и она ответила, что ты там больше не живешь. Думаю, он решил, что ты уехала жить в Лондон, к отцу.
Тори фыркает:
— Да уж, конечно. Она бы и близко меня к нему не подпустила. И что было дальше?
— Она сказала, что тебя вернули.
— Вернули? Какое забавное слово для того, что произошло. — Она опускает голову.
— А что произошло, Тори?
— Ну, мне не приклеили на лоб ярлык «вернуть отправителю» и не сунули в почтовый ящик. Однажды ночью, когда мамы не было, они явились к нам и увели меня. Я была дома, спала, когда вдруг ко мне в комнату ворвались двое лордеров и утащили меня.
Я кладу руку на плечо Тори, пытаясь утешить, но она дергает плечом, сбрасывая ее.
— Она так и сказала? Что меня вернули? — Глаза ее наливаются слезами.
— Прости, мне не нужно было ничего говорить. Прости.
Тори подается вперед и прячет лицо в коленях:
— Раньше мы были так близки, мама и я!.. Когда я только начала жить с ней, она одевала меня в такие же наряды, как у нее, брала с собой на все вечеринки своих друзей. А потом, в прошлом году, все это прекратилось. Словно я стала отвлекать
