Обзавестись железной дверью Импи не удосужилась. Я позвонил, встав сбоку, за кирпичным пристенком – если кому-то стукнет в голову идея начать пальбу через дверь, пули меня не зацепят.
Пальба не началась. Дверь распахнулась мгновенно, словно моего звонка ждали, держа руку на шишечке замка.
На пороге стояла Ихти.
– Удивлен?
– Вообще-то не очень… Прежде чем приехать сюда, я побывал у тебя дома. Не застал, и рассчитывал, что ты можешь оказаться здесь…
Надо заметить, что я несколько исказил истину… К Ихти я не ездил. Но объяснять, почему я изначально искал ее здесь, у сестры, не хотелось. Самому бы разобраться, отчего так получилось…
– Пустишь внутрь? – спросил я. – Или будем говорить через порог?
Она шагнула назад.
* * *Похоже, она здесь в одиночку ностальгировала. Сидела на диване, разглядывала семейный фотоальбом (снаружи он действительно выглядел как самый обычный альбом, переплетенный в тисненую кожу, но внутри скрывались не усеянные снимками страницы, а плоский экран).
Я не стал ходить вокруг да около, сразу взял быка за рога:
– Ты ведь отдавала себе отчет, что, как только вернется Злата Васильевна, весь твой обман с магазином и ее поручением раскроется?
Ихти пожала плечами.
– Как я понимаю, история с магазином была заготовлена заранее… – продолжал я. – В расчете на то, что Злата Васильевна в нужный момент будет находиться на своем рабочем месте. Потому что она находится там всегда. Ты рассчитывала подойти к ней, сказать, что в ОСВОДе закончилось… за чем ты там якобы ездила? Не важно… Короче, ты рассчитывала получить деньги и поручение… А покупку и чек из магазина тебе обеспечил кто-то другой. Куда ты ездила на самом деле?
Она молчала. Я еще раз взглянул на альбом и высказал догадку:
– Провожала сестру? И в последний раз пыталась ее отговорить… Так?
– Это ты сказал… Сам придумал, сам сказал.
– Я про эти свои догадки пока еще никому не говорил… Для начала поехал к тебе.
– Зачем? Позвонил бы сразу боссу, к чему лишние разговоры…
– Затем и к тому, что всегда считал нас с тобой друзьями. Знал, что любого порву за тебя на куски, а ты всегда прикроешь мне спину… Возможно, ты права и этого слишком мало.
– Мало, Дарк, мало! Пес, если спустить его с поводка, тоже порвет за тебя любого… Но дружбы между вами не будет, даже если ты в минуту умиления назовешь его «мохнатым другом». Дружба возможна между людьми. А я…
Она безнадежно махнула рукой и не стала завершать фразу.
– Присядь, в ногах правды нет, – попросил я и сам опустился на диван. – И послушай меня очень внимательно.
Ихти посмотрела на диван, но уселась в кресло, – сесть дальше от меня, оставаясь в пределах комнаты, было невозможно.
– Так вот, Ихти… Я не делю тех, кто мне дорог, на людей и не людей. Нет у меня такого критерия для определения человечности, как наличие жабр или чешуи. Сам, знаешь ли, провожу часть жизни в рыбьей ипостаси… И люблю женщину, у которой человеческих генов в лучшем случае половина, и никто не знает, в какую сторону начнут меняться наши дети, вырастая… Среди моих коллег в Институте – а многие из них мои друзья – почти нет никого с чистыми, без примеси человеческими генами. Я не знаю, где граница, где та тонкая линия, что отделяет человека от не человека. Но мы с тобой с одной стороны… Или мы оба люди, или оба не совсем.
– Не убедил… Вы все – и ты сам, и те, кого ты упомянул, – рождались у родителей. Или по любви, или от случайной связи, не так важно, – в любом случае не в результате запланированного эксперимента… И не в результате ошибки препаратора. Ты никогда не жил на свете – никогда, Дарк! – зная при этом, что кто-то по небрежности не проткнул ястык с икрой, прежде чем залить его спиртом… А кто-то другой полтора века спустя обнаружил две жизнеспособные икринки: а давайте-ка их инициируем, интересно же, что вырастет. Мне кажется, что я до сих пор плаваю в банке с формалином, только размер ее увеличился, а босс и другие с интересом наблюдают… Рано или поздно интерес пропадет. И банка вновь станет тесной. Чуть больше моего тела.
Ихти никак не должна была узнать историю с двумя жизнеспособными икринками, случайно найденными среди биологических экспонатов в запасниках институтского музея. Я и сам узнал ту историю только сегодня утром, а официальная версия происхождения Ихти и Импи совершенно иная… Похоже, совсем недавно кто-то «конкретно присел на уши» сестричкам, как выражается Катя Заречная… И я подозревал кто.
Ихти поднялась с кресла, шагнула ко мне.
– А если ты считаешь меня человеком, Дарк… Если действительно считаешь – докажи.
Она взялась за ворот блузки. Рванула в стороны. Пуговки расстегивались и отрывались, одна запрыгала по полу.
– Трахни меня. Если я действительно человек, а не забавная водоплавающая зверюшка – сделай это.
Бюстгальтер она не носила, а грудь имела идеальную… И я, клянусь Анубисом, сделал бы это (в конце концов, до июня я человек, свободный от брачных уз), если бы думал, что поможет… Но я так не думал. Ничему не поможет, а вот все испортить можно запросто. А прямой отказ еще хуже… Дилемма.
– По-моему, тебе уже не раз доказывали таким способом твою человечность… – осторожно проговорил я.
– Те не в счет… Они не знали… они изначально считали меня человеком… Так что это был обман с моей стороны, притворство. Ты знаешь всё. Ну так сделай.
Притвориться ей просто: надо очень внимательно вглядываться, чтобы заметить тончайшие линии разрыва кожи неподалеку от подмышечных впадин. Да и заметив, мало кто догадается, что кожа там прикрывает жабры… А рыбий хвост у русалок – миф относительно недавнего происхождения, тех времен, когда российские литераторы начали активно эксплуатировать европейские легенды о сиренах и ундинах.
Я осторожно обнял ее за плечи, заговорил, тщательно подбирая слова:
– Будь я уверен, Ихти, что ты действительно этого хочешь, что это тебе нужно, – сделал бы. Да только несколько минут фрикций никого не превращают в человека… в конце концов, есть такая штука, как зоофилия. То, что определяет человека, – оно здесь… – Я легонько коснулся ее головы. – И ты свой выбор: жить человеком – уже сделала, Ихти, а все остальное не важно… Сделала, потому что говоришь тут со мной, а не отправилась вместе с сестрой. А вот она… Она, мне
