Вице-директорский джампер носил звучное имя собственное: «Небесный лев», – но внешне ничем не отличался от обычного бизнес-джета. И не должен был отличаться, поскольку создали его на базе серийного «Фалькона 2000»: те же крылья, тот же фюзеляж, те же турбореактивные двигатели… На вид – заурядное средство передвижения топ-менеджеров крупных корпораций. Отличия имелись в авионике, но не кардинальные: джампер делает джампером не аппаратура, а пилот, умеющий находить Пути.
А что касается внутреннего убранства… О нем мне судить труднее. Не доводилось летать на личных самолетах глав государств, или топ-менеджеров корпораций, или хотя бы вице-директоров НИИПРОМОК.
Но, думается, если бы ЛБ вздумал прокатить по воздуху главу какого-нибудь государства, тот не остался бы разочарован уровнем комфорта.
Никакой стандартной планировки с рядами кресел не было и в помине. Салон «Льва» скорее напоминал гостиничный номер люкс, несколько уменьшенный в размере. Все желания, что могли возникнуть в полете, оказались предусмотрены. Хочешь – принимай душ, хочешь – спи на двуспальной кровати. Можно посмотреть кино на огромном экране… А если душа горит, имеется возможность напиться в лежку – бар ломится от виски разных сортов (отчего-то благородный продукт из провинции Коньяк босс недолюбливает, в этом наши вкусы разнятся).
Осторожно, стараясь не слишком затаптывать высокий ворс ковра, я пробрался к креслу. Уселся – и показалось оно слишком мягким. Да и вообще от излишка комфорта было как-то не по себе…
В то же время чего-то не хватало, и я вскоре сообразил, чего именно… Наружные иллюминаторы оказались фикцией. На самом деле роскошный салон «Небесного льва» не позволял бросить даже беглый взгляд на то, что происходит снаружи.
В кои-то веки впервые угодил на борт джампера – и ничего не увижу? Ну уж нет…
Я поднялся, оставил на чудо-ковре еще одну цепочку следов и решительно постучал в дверь пилотской кабины.
* * *Оба кресла оказались заняты, но в небольшой кабине имелось третье сиденье, откидное. На него-то я и нацелился.
– Сиди, – разрешил второй пилот, – нам не жалко, верно, Толстый?
– Угу, – подтвердил первый пилот, панибратски названный Толстым.
Он действительно худобой не страдал, и при этом был высок ростом. Настоящий человек-гора, кое-как умещающийся в пилотском кресле.
– А не забоишься? Бывал в Мирах? – спросил второй (я решил именовать его про себя Тонким, коли уж мы обошлись без взаимных представлений, – на фоне громадного коллеги прозвище будет в самый раз).
Получив заверение, что в Мирах мне бывать уже доводилось, хоть и не джамп-способом, Тонкий скомандовал:
– Тогда пристегивайся, выруливаем на взлетную.
Пристегнулся. Нашарил рядом комплект из наушников и микрофона, натянул – в ушах тут же загрохотало шумное дыхание пилотов, пришлось повозиться с настройкой громкости, убавив ее до приемлемого уровня… Ну вот, к взлету готов.
Сиденье казалось не особенно комфортным, несколько часов полета я бы на нем не выдержал… Но полет джампера так долго не длится, большую часть времени займут взлет и посадка.
Обстановка ничем не отличалась от обычной кабины обычного самолета, за исключением одной детали: над головами пилотов парил в воздухе темный шар с баскетбольный мяч размером. С него вниз свисал кабель, но наверху – никаких следов подвески или крепления: шар самым наглым образом попирал законы гравитации.
Наверное, это то, что на жаргоне джамп-пилотов называется «третий глаз» – я о нем до сих пор только слышал, а увидеть вживую сподобился в первый раз.
Взлетели…
В воздух джампер поднял Тонкий, а его товарищ сидел расслабившись, не притрагиваясь к штурвалу и тумблерам. Понятно… Значит, поиск «червоточин» в небе – обязанность Толстого. Впрочем, на сей счет в научных кругах существует серьезный разнобой во мнениях. Иные авторитетные ученые считают, что джамп-пилоты «червоточины» не отыскивают – они их создают за счет уникальных свойств своего мозга…
А пока теоретики спорят, практики летают. Научиться этой способности невозможно, она врожденная и либо есть, либо ее нет и никогда не будет (есть у считаных единиц из многих миллионов).
«Небесный лев» лег на курс, почти строго на север. Толстый натянул шлем, именно к нему тянулся провод от шара, взялся за штурвал. Шар осветился изнутри мягким фиолетовым светом, по его поверхности пробегали искры, тоже фиолетовые, порой сливаясь в крохотные ветвящиеся молнии. В кабине ощущался легкий аромат озона…
Тонкий отпустил штурвал, откинулся в кресле. Джампером теперь управлял Толстый, причем вслепую – шлем его имел спереди нечто вроде глухого забрала, не позволявшего что-либо разглядеть. Умом я понимал, что «третьи глазом» Толстый сейчас куда лучше, чем человеческим зрением, обнаружит то, что мне, например, вовек не увидеть, хоть два шлема натяни… И все равно ощущение было не самое приятное.
Минут семь или восемь ничего не происходило. Ровный полет с постепенным набором высоты. Потом «Лев» изменил курс градусов на тридцать и еще через минуту Тонкий произнес:
– Вот и она… Видишь?
Ничего я не видел… То же ночное небо впереди.
– Хорошая, большая… – одобрительно произнес Тонкий.
– Угу, – откликнулся Толстый из-под своего шлема.
Лишь тогда я увидел… Небольшой кусок неба впереди был какой-то не такой… Черное на черном, но все же отличающееся. Полная, беспросветная чернота.
Но размер… Это – большая?! Мне казалось, что если «Лев» кое-как втиснется в «червоточину», то лишь фюзеляжем, а крылья отвалятся, останутся снаружи.
Однако Толстый бестрепетно держал курс прямо в абсолютную черноту. Оставалось надеяться, что он знал, что делает…
– Глаза прикрой, – посоветовал Тонкий, и я увидел, что он натягивает нечто вроде больших мотоциклетных очков с темными стеклами.
Совету я не последовал… Вернее, последовал с запозданием и не своей волей – веки сами захлопнулись от светового удара.
Чуть позже, когда я их осторожненько поднял, – обнаружил, что кабину заливает яркий солнечный свет. «Небесный лев» летел не под нашим небом. Причем летел, перевернувшись брюхом вверх. А на бывшем верху – то есть теперь под нашими головами – расстилалось бескрайнее море красноватого оттенка.
Мой вестибулярный аппарат немедленно запротестовал против такого способа передвижения. Тотчас же к протесту присоединился желудок, угрожая принять меры: дескать, только летучие мыши способны переваривать пищу, повиснув вниз головой.
Я глянул туда, где, по моему разумению, должно было находиться небо перевернутого Мира. И увидел проносящуюся под крылом каменистую пустыню, однообразием не уступавшую водной поверхности.
Желудок с вестибулярным аппаратом притихли, сбитые с толку. А их владелец, то есть я, растерянно спросил:
– Где тут верх и где низ?
– А кто его знает… – беззаботно откликнулся Тонкий. – Такой вот дурацкий Мир… Встречаются такие, верно, Толстый?
– Ага, – согласился тот.
Если меня не обманывал глазомер, расстояние между двумя параллельными плоскостями, морской и пустынной, было не более пары километров. Откуда в этот зазор попадали яркие солнечные лучи, я решительно не мог уразуметь. Откуда-то попадали…
«Ох, недаром ЛБ не оставил в салоне иллюминаторов… Зрелище на любителя», – подумал я, не подозревая, что главные
