– Если он хороший парень, тогда, может, тебе не следовало злить его? Я не пешка, которую можно передвигать по доске, чтобы обыграть других игроков.
Брэн хмурится.
– Все совсем не так.
– Тогда объясни.
– Ладно. – Он скрещивает руки на груди. – Истон бабник, понимаешь? Я не хочу, чтобы он воспользовался твоей ситуацией.
Брэн считает меня слабой и уязвимой. Прекрасной дамой, которую нужно спасти. Может, я сейчас не в самой лучшей форме, но все равно могу постоять за себя.
– Я почти ничего не знаю о своем прошлом за последние пару лет, но планирую все выяснить, и лучше в одиночку. Спасибо за мороженое и за то, что подвез. – Я собираюсь уходить.
Брэн хватает меня за руку.
– Хартли, подожди. Прости меня. Это была импульсивная реакция. Мою сестру обманул парень типа Истона, и мне бы не хотелось, чтобы с тобой случилось то же самое. Вот и все.
Я осторожно ослабляю его хватку.
– Я верю тебе и ценю твою заботу, но все равно поеду на автобусе.
Оставляю Брэна посреди тротуара и шагаю в сторону автобусной остановки. Эти поездки с Брэном с самого начала казались мне неправильными, но я не могла понять почему. Он был милым и безобидным. Не подкатывал ко мне. Отвечал на мои вопросы, как мог, даже на неудобные типа моего списывания. Но мне никогда не было на сто процентов комфортно с ним. И только после того, как я столкнулась сегодня с Истоном, все встало на свои места.
Стоило мне посмотреть в эти синие, словно океан, глаза, как внутри меня появилось чувство вины. Как будто я сделала что-то не то. Когда Брэн положил руку мне на плечо, на лице Истона мелькнули изумление и обида, но он быстро пришел в себя и спрятал эмоции за насмешками. А мне было так же плохо, как если бы Истон застал нас с Брэном голыми.
Он прав. Я делаю все, что не рекомендовал мне делать доктор. Каждую ночь силюсь вспомнить, кем была последние три года, и каждый день кто-нибудь стремится донести до меня свою версию правды. И я с готовностью принимаю ее. Так или иначе, в моей голове какая-то каша из «Эм-энд-эмс» и «Скиттлз». Я не могу отличить шоколадные драже от фруктовых, а когда пытаюсь угадать, то ощущаю отвратительный привкус во рту.
Может, мне лучше не оглядываться назад? Конечно, ужасно потерять три года из жизни, но не хуже ли стараться вспомнить и потерпеть неудачу? А если это дар? Как много людей получают реальный шанс избавиться от чувства вины за свои прошлые грехи и начать новую жизнь свободными?
Так почему бы не начать все с начала, в том числе и новые отношения – со своими родителями, сестрой, учителями и одноклассниками из «Астор-Парка»? Мне следует благодарить судьбу: не у каждого есть возможность получить аттестат частной академии «Астор-Парк». Благодаря лишь этому я смогу поступить почти в любой колледж. Настолько престижным считается «Астор».
Что толку пытаться реконструировать прошлое, основываясь на воспоминаниях других людей? Это даже не воспоминания, а так, версии – вольный пересказ событий. Если бы мне пришлось снимать фильм о своем прошлом, я была бы героиней, которая читала бы одиноким старикам в домах престарелых, спасала животных или рыла канавы в деревнях, и уж никак не малодушной выскочкой, которая использует людей, чтобы подняться по социальной лестнице.
От моих попыток вспомнить или загладить свою вину за то, что я делала в прошлом, больше вреда, чем пользы. Начиная с этого момента, я буду учиться приспосабливаться к своей амнезии. Если кто-то даст понять, что я ему не нравлюсь, не стану спрашивать, что сделала, а попрошу прощения. Перестану слушать истории людей типа Кайла и Фелисити, потому что это бесполезно, пусть даже что-то из того, что они рассказывали, правда.
Ну и что, что я не могу вспомнить кружащее голову блаженство, когда мальчик первый раз взял меня за руку, или ликование от хорошей оценки за проект, в который вложила всю душу? Или тепло праздников, когда все собираются вокруг елки и поют рождественские гимны, и свои радостные улыбки при виде того, как самые дорогие мне люди открывают с любовью выбранные мной подарки? Я говорю себе, что это не так уж важно, потому что смогу создать новые воспоминания. И они не будут запятнаны ужасными безнравственными поступками, которые я совершала до удара головой.
Я дожидаюсь автобуса, бросаю мелочь в щель для монет и сажусь на задней площадке.
У меня снова будет все «первое»: первая любовь, первый поцелуй, первый раз. Я утираю с лица слезы. Это же чудо, честное слово. Соленая струйка попадает в уголок губ. Слезы текут все сильнее, и я уже не успеваю вытирать их.
Настоящий подарок судьбы.
Я повторяю себе эти слова всю дорогу до дома в надежде, что, переступив порог, поверю в них.
Глава 16
Истон– Здесь воняет, как на ликеро-водочном заводе, – доносится откуда-то сверху голос Эллы. Такое ощущение, как будто она говорит через трубу, очень длинную трубу.
Я машу ей рукой, чтобы она подошла поближе.
– Что ты говоришь?
– От тебя воняет.
Мне на лицо приземляется что-то мокрое и тяжелое.
– Какого черта!
– Ты можешь говорить внятно?
Я и так говорю внятно. Изъясняюсь на идеальном английском. Наверное, у нее что-то со слухом.
– Что не так?
– Уф! Сойер! Сойер! Черт, ты тоже пьян. Супер. Простите, Каллум, но ваши сыновья сейчас не могут подойти к телефону. Они прикончили бутылку водки.
Я поднимаю пальцы. Их было три. Оскорбительно, что она считает, будто нас могло унести с одной бутылки.
– Вылить им воду в лицо? Я уже бросила мокрое полотенце на Истона, но это не сработало. Ладно, я попробую.
Полотенце! Так вот что это. Я пытаюсь убрать его с лица, чтобы было чем дышать, и со второй попытки мне это удается.
– Дай мне теле…
Плеск!
Поток воды заглушает мои слова. Я вскакиваю с дивана и злобно смотрю на Эллу, моргая глазами.
– Какого черта?
– Помогло, – с удивлением в голосе говорит Элла в трубку. Потом слушает, что отвечает ей человек на другом конце провода – она сказала «Каллум»? – и бросает мне полотенце.
Я ловлю его и вытираю лицо, не сводя с нее глаз на случай, если она решит вылить мне на голову еще одно ведро. Шестеренки в моей голове начинают медленно вращаться. Элла говорит с моим отцом.
– Не уверена, что он в состоянии разговаривать. У него в руке зажато полотенце – наверное, на его месте он представляет мою шею.
Ну, я не стал бы душить ее, но внутри меня бушует гнев. Мы с Эллой всегда были близки. Никогда бы не подумал, что она станет стучать на меня папе.
Оттолкнувшись от дивана,