Лейтенант до сих пор кричал, но из–за пронзительных воплей искупителей его почти не было слышно.
— Назад! Все назад! Возвращайтесь к колонне!
Первые отряды всадников будут у холма через несколько минут. Подъем по склону замедлит их продвижение, но ненамного. Винтер снова выругалась. Она бросилась к толпившимся на холме солдатам, но, добежав, обнаружила, что толпа почти рассеялась. Люди, ненадолго оцепеневшие при виде противника, быстро опомнились и один за другим приняли то же решение, что и Д’Врие. Когда Винтер забралась на вершину холма, там осталось лишь около двадцати человек, среди них Бобби и два других капрала.
Винтер схватила Бобби за плечо. Паренек уставился на нее круглыми глазами.
— Ч… ч… что нам?..
— Спускайтесь с холма, — сказала Винтер, — но только до ручья. Остановитесь у ручья, понятно? Соберите всех, кого сможете, и задержите там.
— Нам надо вернуться к колонне, — пролепетал Бобби. — Нас же убьют… ох, святые угодники…
— До колонны нам не добраться, — отрезала Винтер. — Слишком далеко. Если мы побежим, нас догонят и изрубят. Мы должны принять бой!
В поисках поддержки она глянула на двух других капралов. Графф заметно колебался, но Фолсом сдержанно кивнул и рысцой побежал вниз по склону, на бегу вопя во все горло:
— К ручью! Всем остановиться у ручья!
— Помоги мне, — бросила Винтер Граффу и принялась одного за другим хватать оставшихся солдат за плечи и стаскивать их с вершины холма. Люди, завороженные видом неумолимо скачущей к ним смерти, поначалу сопротивлялись. Винтер грубо дергала, разворачивала их, орала в лицо, чтоб бежали к ручью и там строились, толкала так, что они едва ли не кубарем катились по склону. То же самое проделывал Графф. К тому времени, когда на вершине холма остались только они вдвоем, с другой стороны по склону вверх уже поднимались первые всадники искупителей.
Винтер стремительно развернулась, услышав дикий нечеловеческий крик. Д’Врие, невзирая на каменистый, изрезанный трещинами склон, попытался гнать коня еще быстрее, и мышастый оступился. Несчастное животное рухнуло и покатилось, пронзительно заржав от ужаса, а лейтенант вылетел из седла. Их падение прервалось почти у самого подножия холма. Конь попробовал встать, но тут же рухнул вновь, не в силах опираться на переднюю ногу. Д’Врие, чудом оставшийся невредим, лишь разок глянул на скакуна — и продолжил бегство на своих двоих. Топая по воде начищенными кожаными сапогами, он пересек мутный ручей и начал подниматься вверх по склону соседнего холма.
Крики Фолсома отчасти возымели действие. Длинноногий капрал достиг подножия холма гораздо раньше, чем большинство солдат, и, размахивая мушкетом, созывал их на построение. Часть солдат собралась вокруг него, хотя это даже отдаленно не напоминало строй, а те, кто еще спускался по склону, направлялись прямиком к толпе, которая сгрудилась в ложе ручья и росла на глазах. Другие — по большей части те, кто уже пересек ручей, — неслись дальше, вслед за лейтенантом.
— За мной! — бросила Винтер Граффу и побежала. Повернуться спиной к всадникам было трудно, еще трудней — не оступиться на первых же десяти шагах. Недобро зудела спина, каждую секунду ожидая мушкетную пулю либо удар сабли. Когда земля под ногами выровнялась, Винтер рискнула на бегу повернуть голову и обнаружила, что вопреки ожиданиям проявила недурную прыть. Первые искупители только–только взбирались на гребень холма, улюлюкая и вопя при виде того, как бегут сломя голову ворданайские солдаты. Спуститься со склона галопом всадники не могли, поскольку неминуемо разделили бы судьбу Д’Врие.
Винтер разглядела Фолсома в толпе перепуганных насмерть солдат — кое–кто из них, судя по виду, уже был готов снова пуститься наутек. Не замедляя бега, Винтер приложила ладони ко рту и прокричала:
— Каре! Построй их в каре!
Как угорелая она промчалась последние несколько ярдов. Графф несся следом, ритмично топая здоровенными ножищами. Фолсом уже принялся за дело, тычками загоняя ничего не понимающих солдат в шеренгу. Он сумел превратить бесформенную толпу в некое подобие овала, пустого посередине, но оставшегося незамкнутым с тыла, где люди разбредались по ложу ручья. Винтер резко затормозила, отчаянно хватая ртом воздух.
— При… при… — Она закашлялась, силой воли приструнила непослушные легкие и наконец выговорила: — Примкнуть штыки. В две шеренги. Не стрелять, пока они не подойдут ближе. Графф!
Жилистый капрал уже стоял рядом, упершись ладонями в колени.
— Слушаю, сэр! — отозвался он, хрипло кашляя.
— Расставь их по местам. Огонь не открывать. Понял?
Винтер глянула на Граффа, и тот кивнул. Она побежала вдоль внешнего края овала к тому месту, где строй рассыпался в беспорядочную толчею. На краю этого безобразия стоял Бобби и все кричал вослед солдатам, по примеру лейтенанта форсировавшим склон соседнего холма. Винтер схватила паренька за руку.
— Послушай, Бобби! Послушай! — Она указала рукой на вражеских всадников, которые преодолевали каменистый спуск и в считаные минуты должны были оказаться здесь. — Нам нужен еще один строй, с тыла. Иначе нас просто обойдут и ударят сзади, понимаешь? — Винтер осознала, что солдаты, теснившиеся поблизости, прислушиваются к ее словам, и повысила голос: — Стройся! В двойную шеренгу! Мы будем прикрывать их, — она показала на авангард каре, уже превратившийся в четкий строй, — а они прикроют нас! Стройся, живо!
Бобби подхватил ее команду — пискляво, почти по–девчоночьи от едва сдерживаемого страха. Солдаты, толкаясь, начали строиться, а Фолсом с внутренней стороны каре принялся хватать их за плечи и тычками загонять на места. Когда построение завершилось, новобранцы, казалось, совладали со страхом. Стоять спиной к приближающимся всадникам было для арьергарда подлинным мучением, но в конце концов люди, одергиваемые Винтер, перестали глазеть назад и всецело сосредоточились на своем оружии. Расчехлили штыки, и каждый солдат насадил трехгранное лезвие на шип под стволом мушкета. Фолсом изнутри каре орал во всю силу легких:
— Не стрелять, пока я не прикажу! Кто выстрелит без моего приказа, башку разобью!
Непривычно было видеть здоровяка–капрала таким словоохотливым — как будто
