— Да, это я, — подтвердил Маркус, осторожно ступая между разбросанными в беспорядке предметами туалета. Когда глаза наконец привыкли к темноте, он различил человеческую фигуру, которая растянулась на тюфяке в дальнем углу палатки. — Адрехт, нам надо поговорить. Я…
Маркус осекся. Не вся одежда, валявшаяся на полу, могла принадлежать Адрехту, разве что командир четвертого батальона обзавелся привычками, о которых Маркус не подозревал. Он шагнул ближе и лишь тогда разглядел, что на тюфяке лежат двое. Фигурка поменьше села, и одеяло соскользнуло с нее. Оказалось, что это хандарайка не старше восемнадцати–девятнадцати лет, с черными глазами и длинными темными волосами. Маленькая грудь ее была совершенно обнажена, но девушку это, похоже, ничуть не смущало.
— Святые угодники! — пробормотал Маркус. — Надеюсь, она не из лагеря искупителей?
— Что?! — Адрехт вскочил. — Нет, конечно! Честное слово, Маркус, за кого ты меня принимаешь? — Он легонько погладил девушку по щеке. — Дали следует за полком с самого Эш–Катариона.
Маркус немного расслабился. Когда Первый колониальный полк поспешно покинул столицу, к нему примкнуло изрядное количество местных жителей — тех, для кого солдаты были источником дохода, или же тех, кто не ждал от новых правителей ничего хорошего. Еще больше таких людей присоединилось к полку во время пребывания в Форте Доблести и на обратном пути в Эш–Катарион — людей, которых привлекала возможность продать чужеземцам свои товары, услуги или тела.
— Тогда скажи ей, чтобы ушла, — сказал Маркус.
Адрехт раздраженно вздохнул и бросил пару слов по–хандарайски. Он говорил на местном наречии лучше, чем Маркус, — да и по правде говоря, куда лучше, чем большинство офицеров. Девушка рассмеялась, перекатившись, поднялась на ноги, намеренно, на глазах у Маркуса, потянулась всем телом и лишь потом принялась разыскивать на полу свою одежду. Вид ее нагого тела, гибкого и ладного, поневоле напомнил Маркусу о том, сколько времени минуло с тех пор, как он предавался такого рода удовольствиям. Капитан стиснул зубы, терпеливо дожидаясь, пока девушка оденется и уйдет.
Между тем Адрехт натянул штаны и выбрался из постели. Едва хандарайка покинула палатку, он развернулся к Маркусу и с вызовом скрестил руки на голой груди.
— Ну? — осведомился он. — Что стряслось на этот раз? Строевых учений я уж точно не пропустил — слышал вчерашнее объявление.
Янус дал день на отдых всем, за исключением тех, кто отвечал за хозяйственные работы.
— Дело не в этом.
— Тогда в чем? — Адрехт усмехнулся. — Почему ты такой мрачный? Мы же победили, верно?
Победа, судя по всему, вдохнула в командира четвертого батальона новые силы. Адрехт снова стал прежним, хоть его обиталищу и недоставало былой изысканности.
— Сражение тоже ни при чем, — жестко сказал Маркус. — Речь о том, что произошло после сражения. Ты видел лагерь искупителей?
— Вот оно что! — Адрехт отвел глаза. — Действительно, нехорошо вышло.
— Нехорошо — не то слово, — отрезал Маркус. — Я приказал солдатам не входить в лагерь и вернуться в свои части. Твои люди не подчинились приказу.
— Не только мои! — возразил капитан.
— Четвертый батальон подал дурной пример всем остальным. Наступила долгая пауза. Адрехт раздраженно помотал головой.
— Послушай, Маркус, — начал он, досадливо махнув рукой, — чего ты, собственно, хочешь от этих парней? Они не святые. Их даже настоящими солдатами не назовешь. Это же подонки, ты сам знаешь, армейские отбросы. Не требовать же от них, в самом деле, джентльменского поведения!
— От них требуется только одно — выполнять приказы.
— После такого боя они заслужили право немного… расслабиться. Понимаешь, о чем я? — Адрехт жалко ухмыльнулся, но его улыбка тут же увяла, когда Маркус грохнул кулаком по шесту палатки.
— Проклятье! — процедил Маркус. — Слушай, Адрехт, я пришел не проповеди тебе читать. Полковник не в восторге от того, что произошло в лагере. На твоем месте я бы не стал ждать и сам как можно скорее наказал зачинщиков.
— Но… — Адрехт запнулся, заговорил быстрее: — Что я, по–твоему, должен делать? Выпороть без разбора каждого десятого?
— Просто сделай хоть что–нибудь, иначе, когда мы вернемся в Эш- Катарион, они спалят город дотла.
С этими словами Маркус развернулся на каблуках, собираясь уйти.
— Знаешь, — сказал вслед ему Адрехт, — кое–кто из твоих тоже был там в первых рядах.
«Знаю», — мрачно подумал Маркус. Он даже почти не сомневался, кто именно, — прежде всего сержант Дэвис со своими прихлебателями. Фиц уже приступил к расследованию.
Он опустил за собой полог палатки и двинулся через лагерь, стараясь идти неспешно, чтобы успокоиться.
Быть может, на самом деле это не так уж и важно. После сражения Маркусу еще не выпадало случая поговорить с полковником с глазу на глаз, и он не мог знать наверняка, зол Янус из–за случившегося или нет. Многим командирам знатного происхождения и в голову не пришло бы осуждать изнасилования и убийства вражеских маркитанток и походных шлюх — тем более серомордых. Маркус полагал, что их нынешний полковник не таков, но…
«Наплевать. Я достаточно зол за нас обоих». Большую часть вчерашнего вечера Маркус провел в бывшем лагере искупителей, командуя работами по расчистке пожарища. Чуть ли не на каждом шагу он натыкался на все новые отвратительные свидетельства резни, и каждая такая находка подливала масла в огонь, пожиравший его изнутри.
И ради чего все это? Ради того, чтобы венценосный болванчик смог вернуться на свой обшарпанный трон? Будь на то воля Маркуса, он не моргнув глазом отдал бы принца искупителям и пожелал этой шайке всего наилучшего.
Но и срывать всю злость на Адрехте тоже не стоит. Сейчас, поостыв, Маркус понимал это. Да, главными зачинщиками зверств были солдаты четвертого батальона, но сопротивление искупителей рухнуло чересчур внезапно, и неудивительно, что офицеры не сумели удержать солдат от резни.
С другой стороны, не Адрехту предстоит объяснять это все полковнику.
Смутное беспокойство Маркуса мгновенно усилилось, когда он увидел, что на строевом плацу расставлены для осмотра пушки и полковник беседует с несколькими артиллеристами. Маркус поспешил туда, однако, подойдя ближе, обнаружил, что Пастор сияет блаженной улыбкой.
— …благослови вас Бог, сэр, — говорил он. — Ваше внимание для нас большая честь.
— Я вижу,
