Чего нам не хватает, так это энциклопедии жен. Утверждается, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина – начиная с Юстиниана и Феодоры и заканчивая, если хотите, Обамой и Мишель (любопытно, что обратное неверно, как доказывает пример двух Елизавет), но в целом о женах почему-то не говорят. Еще со времен античности куда больше жен ценились любовницы. Клара Шуман или Альма Малер прославились своими внебрачными или послебрачными отношениями. По сути, единственная жена, неизменно упоминаемая в этом качестве, – это Ксантиппа, и то поминают ее недобрым словом.
Мне как-то попался в руки текст Питигрилли[371], любителя пересыпать свои истории учеными цитатами, нередко перевирая имена (Юнг у него регулярно становится Йунгом), а еще чаще – анекдотами, откопанными им бог весть в какой периодике. В данном случае он вспоминает предостережение святого Павла melius nubere quam uri – уж лучше женитесь, коли вам так невтерпеж (вот отличный совет для священников-педофилов), но отмечает при этом, что подавляющее большинство великих, вроде Платона, Лукреция, Вергилия, Горация и прочих, были холостыми. Но это неверно – или, по крайней мере, не совсем верно.
Платон еще ладно – от Диогена Лаэртского мы знаем, что он писал эпиграммы исключительно юным красавчикам, хотя в учениках у него и числились две женщины, Ластения и Аксиофея, и хотя сам он говорил, что человеку добродетельному следует жениться. Очевидно, над ним тяготел пример неудавшегося брака Сократа. Однако Аристотель был женат: сначала на Пифиаде, а после ее смерти сошелся с Герпеллидой – не совсем понятно, взял ли он ее в жены или сожительствовал, но жил с ней more uxorio[372], вплоть до того, что с большим теплом упоминает о ней в завещании, – не говоря уж о том, что с ней он прижил Никомаха, давшего впоследствии имя одной из его «Этик»[373].
У Горация не было ни жены, ни детей, но, судя по написанному им, подозреваю, кое-какие интрижки он себе позволял, а Вергилий хотя и был, по слухам, слишком робок, чтобы решиться объясниться, однако поговаривают, что у него была связь с женой Вария Руфа. Зато Овидий был женат трижды. О Лукреции античные источники почти ничего нам не сообщают: если верить намекам святого Иеронима, он покончил с собой оттого, что любовное зелье довело его до безумия (впрочем, в интересах святого было объявить опасного атеиста безумцем). Отсюда пошла средневековая и возрожденческая традиция перемывать косточки некоей таинственной Луцилии, то ли жене его, то ли любовнице, которая то ли была волшебницей, то ли попросила зелье у волшебницы. Есть даже версия, что Лукреций угостился зельем по своей инициативе, но в любом случае роль Луцилии во всем этом довольно неприглядна. Впрочем, не исключено, что прав Помпоний Лет[374], по сведениям которого Лукреций покончил с собой из-за несчастной любви к некоему Астериску (sic!).
Во времена чуть менее отдаленные Данте хоть и носился со своей Беатриче, однако женат был на Джемме Донати, правда, о ней не упоминает ни словом. Все думают, что Декарт был холостяком (поскольку вел очень бурную жизнь и скончался безвременно), но на самом деле у него была дочь Франсина (умершая, когда ей было всего пять лет) от служанки Хелены Янс ван дер Стром, с которой он познакомился в Голландии и прожил вместе несколько лет, пускай и не признавал ее чем-то большим, нежели домработница. Зато признал дочь, хотя отдельные злые языки утверждают обратное, и были у него, по некоторым данным, и другие романы.
В общем, за вычетом священников, соблюдающих целибат, и персонажей более или менее явной гомосексуальной ориентации, таких как Сирано де Бержерак (прошу прощения у поклонников Ростана за столь жестокий удар) или Витгенштейн, из всех великих лишь о Канте доподлинно известно, что он чуждался женщин. В это трудно поверить, но даже Гегель был женат – более того, говорят, он был заядлый ловелас, отец внебрачного ребенка и большой любитель покушать. Не говоря уж о Марксе, преданном муже Женни фон Вестфален.
Но по-прежнему остается открытым вопрос: какое влияние оказала Джемма на Данте, а Хелена на Декарта, не говоря уж о всех прочих многочисленных женах, о которых история умалчивает? А вдруг все книги Аристотеля на самом деле написала Герпеллида? Мы никогда этого не узнаем. В истории, написанной мужьями, жены обречены на забвение.
2010Возвращение дяди Тома
Читатель, которому однажды серым утром дождливого мая этого года попадется забытая в поезде книжка (роман?) Фурио Коломбо[375] без обложки и первых страниц, наверняка спросит себя, с чего бы это автору вздумалось строить из себя Диккенса с его живописаниями нещадной порки мальчишек-заморышей или вспоминать злоключения несчастного Реми из «Без семьи» в логове синьора Гарафоли, зачем он передрал из давно уже нечитабельной «Хижины дяди Тома» истории про несчастья «бедных негров» или, еще того хуже, пытается выдать старые байки южноамериканской глубинки про то, как «бедных негров, масса» выкидывали из общественного транспорта, за современные. Ну нет уж, дорогой Коломбо, с тех пор времена изменились – к счастью!
Наш читатель, однако, немало удивился бы, если бы позднее, встретив ту же книгу уже с обложкой и предисловием, обнаружил, что называется она «Против Лиги» (издательство Laterza, всего за девять евро ужасы похлеще, чем у Стивена Кинга), и там нет ни одной выдуманной истории – лишь педантичное изложение случаев проявления расизма и нетерпимости, имевших место в различных муниципальных образованиях, где у власти стоит известная партия. Случаев, о которых Коломбо, когда был депутатом, неоднократно пытался заявить в парламенте, на что услышал однажды от депутата-лигиста Бриганди следующее взвешенное возражение: «Рожа кирпича просит!» (sic).
В этом, увы, не-романе показана «итальянская действительность, где карабинеры и местная полиция между двумя и тремя ночи сносят бульдозерами палаточные городки, нагоняя страху на детей» и где в школах детишек-цыган, хоть они и итальянские граждане, определяют в отдельные классы, а обед в школьной столовой им, как иностранцам, не полагается. Открывает книгу история семейства Карис: отец, итальянский гражданин уже в нескольких поколениях, жил в Кьяри, работая старьевщиком, и прежняя левоцентристская администрация неосмотрительно предоставила ему трехкомнатный сборный домик, однако сменившая ее паданская администрация (мэр – сенатор Маццаторта) забрала земельный участок назад «в связи с изменением генплана города», дом Карисов снесли, прописку по месту жительства аннулировали, дети
