— Я артефактор, Адам, — шепнула тихо, тщательно подбирая слова. — И просто не могу пройти мимо. Или не взять эти вещи в руки, как ты. Мы их чувствуем. И к «плохим» не прикасаемся, находя иные пути оказания помощи. Но, как правило, для артефактора нет «плохих», потому что мы для них — лекари. Они притягивают, просят, рассказывают и… повелевают нами, если можно так сказать. Манят, зовут. Некоторых сводят с ума. У меня не было практики много лет, и теперь каждый зов сродни глотку свежего воздуха после душного помещения. Да, мои действия тебе кажутся абсурдными, но иначе я просто не могу.
Взявшись за ручку двери, я собралась выйти в коридор, снова чувствуя безотчетный страх, сковывающий все внутри. Безумно хотелось остаться, но напрашиваться и снова видеть укор в черных глазах было выше моих сил. Лучше вернусь к себе, обдумаю все и…
На плечи легли сильные руки, чуть сжав их и потянув назад. Я отступила от двери, обернулась и задержала дыхание, глядя на смутные очертания лица Адама и ожидая, что он скажет.
Только слов не было. Был мрачный взгляд, складка между бровей, кривая линия губ… А потом он взял меня за руку и повел за собой. Через одну комнату в другую, где и нашлась кровать, застеленная теплыми одеялами. Еще там были огромный стеллаж во всю стену с кучей книг, массивный шкаф и пустой стол, рядом с которым лежала гора белой ткани, еще недавно закрывающей мебель.
— Это твоя спальня? — спросила я удивленно. — Здесь ты провел детство?
— Да. — Он остановился чуть позади меня.
— Скажи мне, что комната стала такой после нашествия твоей сестры, — попросила я. Ну не может мальчик вырасти вот здесь, в этой аскетичной обстановке.
— Нет, в мои комнаты она не ходила и не ходит. Никто не ходит.
У меня мурашки пробежали по коже.
— Потому что?..
— Потому что я некромант, Кэти. — Он стремительно обошел меня, сел на кровать и, уперев кулаки в матрас, чуть наклонился в мою сторону, объясняя: — Я ведь говорил, что рядом со мной несладко.
— Характер у тебя и впрямь ужасный, — согласилась я, продолжая стоять на месте и разглядывать непривычного Адама, слишком открытого и разговорчивого. — Но родня должна бы привыкнуть к этому после стольких совместно прожитых лет.
— Я почти не жил с ними.
Он вдруг встрепенулся, с силой растер лицо ладонями и уставился на меня с привычной ухмылкой:
— Некроманты не живут с родными, Кэти. Как только у ребенка просыпается дар, его судьба предрешена. Есть две закрытые школы, специализирующиеся на обучении спецов такого рода. Одна из них находится в двухстах милях отсюда. «Гнездо ворона».
Я глупо моргала, слушая откровения Адама. А он продолжал говорить и с каждым словом поражал меня все сильнее:
— В нашем роду не было некромантов почти полсотни лет, а потом родился я, и родители приняли решение вернуться в этот дом, построенный еще моим прапрадедом. Мы жили на севере, иногда приезжая сюда на отдых, пока не открылись потоки силы.
— И сколько тебе было лет? Когда это случилось.
— Семь, — слишком спокойно ответил Адам.
— И они отдали тебя?! Так просто?!!
У меня в голове не укладывалось, что он говорил.
— Совсем не просто. Родители у нас с Донной были отличные. Но они ничего не могли поделать. Во-первых, дар опасен в руках несмышленыша, и нужно много лет учебы, чтобы понять, как его контролировать. А во-вторых, у некромантов особая энергетика, Кэт. Со мной рядом невозможно находиться дольше пары часов. Никому, кроме мне подобных.
— Но я не тебе подобная, — заметила, вспомнив, что даже спала с ним в одной постели.
— Знаю. И это удивительно. Как раз об этом я и хочу поговорить с профессором из «Гнезда», пока ты будешь беседовать с менталистом.
Сделав несколько шагов в сторону, я положила часы и фонарик на подоконник, вернулась к кровати и села рядом с Адамом.
— А что обычно происходит? Если пробыть с тобой дольше пары часов.
— Всякое, — пожал плечами некромант. — Раздражение. Злость. Людям хочется кричать, рвать и метать, пустить в ход кулаки… Чем теснее контакт, тем хуже. Даже самые спокойные люди тяжело переносят нас.
— Но как же? — удивилась я. — Я видела некроманта-телохранителя!
— Значит, с очень слабым, почти незначительным даром. Ему повезло. А мне — нет. Даже в школе у меня была отдельная комната, настолько велик негативный фон.
Я задумчиво прикусила губу, уловила на себе его взгляд и тоже повернулась.
— Поэтому твоя комната так далеко от остальных?
Он обвел взглядом помещение, усмехнулся и кивнул.
— Поэтому. И поэтому тебе лучше держаться подальше. Я заметил, что перепады твоего настроения участились.
— Заметил? — Я вскинула бровь и вдруг улыбнулась.
Вообще-то хорошего в его словах было мало, но мне вдруг стало очень легко. Потому что он поделился со мной своей тайной, и она многое мне прояснила. Про его замкнутость, противный характер и отношение ко мне.
— У тебя очень узкая кровать, — вдруг сообщила я, четко понимая — сегодня я никуда отсюда не уйду. Пусть хамит, пусть гримасничает, если хочет. Только не убегает и меня не гонит. Потому что одной страшно… Да, только поэтому. — А матрас хороший. Удобнее, чем у меня.
— Тогда ложись, — предложил он как-то слишком спокойно. — Я посплю на диване, в соседней комнате. Так надежнее.
— Для кого? — вскинула брови я.
— Кэтрин, прекрати. — Боннер поморщился и тяжело вздохнул, отчего я вдруг почувствовала себя глупой, навязчивой девочкой, пытавшейся соблазнить мужчину, у которого на меня не было планов. Совсем никаких. — Ты устала…
— Ты, как всегда, прав! Я пойду к себе, — сообщила, поднимаясь и не желая слушать продолжение. — Прости, что вбежала вот так, со своей истерикой. Нужно будет осмотреть артефакты при свете дня и повторить эксперимент. Позже, конечно.
Я нарочно переводила тему, при этом старательно делала независимый безразличный вид. Мол, успокоилась, приняла к сведению замечания, ушла.
И так бы все и было, наверное, не поднимись Боннер следом,
