Последним четким воспоминанием того времени была моя встреча с Поуком во время обучения в университете. Я пришла в его квартиру и сообщила, что напишу заявление в инспекцию по контролю за магическими отступниками, а еще пойду к ректору, потому что, по моему мнению, это Роджер что-то подсыпал Трою, чтобы забрать его проект. А потом был туман…
— Просыпаемся. — Голос Анри Велье звучал откуда-то сверху, звал навстречу и не позволял окончательно провалиться в бездну безвременья. Распахнув глаза, уставилась на очень довольную бледную физиономию перед собой и услышала задумчивое: — Интересное кино, миссис Кэтрин Поук. Будем работать.
— Что именно вам показалось интересным? — спросила я, снова прикрывая глаза.
Воспоминания не отпускали так просто, манили вернуться в туман, найти недостающие образы и были почти осязаемы.
В этот момент мою руку перевернули ладонью вверх и вложили блокатор. Вздрогнув, уставилась на пуговицу с булавкой, а после — на профессора. Анри Велье усмехнулся, встретившись со мной взглядом.
— Верните защиту на место, — наставительно проговорил он тоном, не терпящим возражений. — И обсудим дальнейшее лечение.
Я послушно отогнула подол и приколола пуговицу к внутреннему шву. Профессор в это время отвернулся и направился к полкам с книгами. Провел тонким длинным пальцем по корешкам, вчитываясь в названия, и наконец выудил нечто кричаще-желтое, с черным пятном посреди обложки.
— Ага, — довольно мурлыкнул Велье, погладив книгу, словно она была живой и нуждалась в ласке. — Это вам, миссис Кэтрин Поук. Читайте прилежно. Здесь много полезной для вас информации.
Я приняла из его рук небольшой томик с емким названием «Управляя мыслями» и, озадаченно полистав, остановилась на пустой странице с единственной черной точкой в центре. Познавательно, что сказать…
— Там есть несколько общеизвестных тестов, — заметив мой скептицизм, отмахнулся профессор. — Например, эта точка. Она отвлекает ваше внимание от чистого белого листа. Не будь ее — ваше воображение понеслось бы в безграничные дали, представляя тысячу картин, что можно изобразить там. Но вот это черное недоразумение размером с кончик иглы все портит, не так ли? Если уж рисовать что-то, то на листе без изъянов. Так мыслит большинство: узко и бесперспективно. Что же касается вашей ситуации — подобная точка станет якорем. Когда начнете уноситься в воспоминаниях — ну, мало ли, забудете пуговицу где-то, — воспроизведите в голове эту картинку: белый лист — все, что было прежде, а точка — то, за что вы должны цепляться руками и зубами. Сосредоточьтесь на ней, это ваше настоящее и все, кто вас в нем удерживает.
Чуть откинув голову, Анри Велье задумчиво прикрыл веки и постучал подушечками длинных пальцев по столешнице.
— Хорошо бы сделать якорем человека, — продолжал вслух размышлять он. — Родители, может быть? Сестра? Хотя вряд ли… Близкие подруги или друзья? У такой, как вы, нет, не то… Хорошо бы, конечно, мужа, но не думаю, что вам такой паршивый якорь нужен…
При последних словах профессор выпрямился, открыл глаза и засмеялся, очень довольный своей шуткой. Я же, недобро покосившись на него, захлопнула открытую книгу и прижала к себе. Почитаю, с меня не убудет. Решительно поднявшись, подхватила туфли и спросила о самом важном:
— Мне удастся вернуть память? И если да, то насколько это будет… эмм… безопасный процесс?
— Не могу сказать со стопроцентной уверенностью, — не стал меня обнадеживать Велье, — но положительная картина есть. Будем работать. Оставьте мне номер вашего визофона, и мы договоримся о новой встрече в ближайшие дни. Я позвоню. А пока читайте литературу, носите при себе пуговицу и найдите того, кто мог бы удержать вас в настоящем.
На стол передо мной положили чистый лист бумаги и ручку. Я записала свой номер и выжидающе уставилась на профессора. Он ответил точь-в-точь таким же взглядом.
— Вы не сказали, что показалось вам интересным, — наконец сдалась я.
— Не о чем пока говорить, — пожал плечами Велье. — Как только выяснится что-то конкретное — расскажу. А пока старайтесь не нервничать, не перетруждаться и не пытаться самостоятельно вернуть память. Как только определюсь со временем следующего визита, позвоню вам.
Он подхватил лист с моим номером и, небрежно сунув его в карман брюк, пошел в свой темный закуток. Я продолжала стоять, хмуро глядя в спину менталиста. Хотелось догнать его, преградить путь и накричать, при этом пару раз стукнув по гениальной голове. Велье наверняка прекрасно понимал, насколько важно для меня его мнение по отношению к увиденному в моих воспоминаниях, но вместо ответов гад остановился у самого входа в нишу, обернулся и, сняв с себя очки, стал неторопливо протирать тонкие стеклышки идеально белым платком, таким образом показывая, что ждет моего ухода.
— До свидания, — бросила я, очень недовольная поведением профессора.
— Угу, — пробурчал тот, продолжая свое занятие. — До скорого.
Я вышла, едва сдерживаясь, чтобы как следует не хлопнуть дверью. Но подумать о профессоре гадости и даже потопать ногами для сброса пара, как планировала, не успела: наткнулась взглядом на женскую фигуру и обомлела.
До боли знакомая, она стояла чуть поодаль, смотрела в окно, и можно было подумать, что даже не заметила моего появления. Хотя в последнем я, несомненно, ошибалась.
Стэф обернулась, стоило мне сделать шаг в ее направлении, и я снова остановилась, нерешительно приоткрыв губы. Мне столько нужно было ей сказать, а уж сколько спросить! Но почему-то при виде измученного лица с голубоватыми кругами, залегшими под всегда ясными смеющимися глазами, не смогла даже банально поздороваться. Мимолетная улыбка от радости встречи испарилась, уступая место неприятному удивлению. Никогда не видела подругу такой… Уже не стройной, скорее худощавой, болезненно бледной, с виноватым встревоженным лицом.
— Ты мне звонила, — заговорила Стэфани, разрушая вязкую тишину между нами. — Прости, я не могла ответить.
В моей голове все смешалось. Словно сумасшедшие, там бегали мысли одна хуже другой, спотыкаясь, наваливаясь друг на друга, не давая сосредоточиться на чем-то одном, понять,
