Я хотела задать вопросы. Отчаянно много вопросов. Но стоило попытаться, как губы сомкнулись, не желая слушаться хозяйку.
– Вы были в замке принца Раена иг Сивара, – вместо меня снова заговорил Буревестник. – И бросились на него с ножом.
Я побледнела не хуже Тирэна.
– Вы раскаиваетесь в содеянном?
Ох, как бы мне хотелось, чтобы губы не разлепились никогда!
– Нет.
– То есть, будь у вас возможность снова ударить его ножом, вы поступили бы так же?
– Я не знаю. Возможно. Или нет. Но я не раскаиваюсь в том, что сделала это тогда. При тех обстоятельствах.
– Вы знаете, что на счету Раена иг Сивара больше двухсот изнасилований мужчин и женщин?
Я приоткрыла рот и не нашлась, что ответить.
– Вы знаете, что Раен иг Сивар обручен с вашей сестрой с целью дальнейшего узурпирования власти в Лавитарии?
– Я знала про сестру.
– Вы знали, что отчима леди Габриэллы Эйдинбергской сослали в Хастарию за то, что он отдал ее в жены кенарийскому правителю?
– Я не понимаю, какое это имеет отношение…
– Самое прямое. Вильям Эйдинбергский стал посмешищем при дворе короля Ригула, потому что взял в жены беременную любовницу наследника. Отправившись в ссылку, он был чрезвычайно зол, чем и воспользовался Прал иг Сивар, давно замышлявший переворот в Ригуле и расширение обожаемой им Хастарии. Вильям и Прал вступили в тайный сговор, после чего разработали план по внесению раздора в правящие семьи и наведению нового порядка. Вильям познакомил вашего дядю, Рурка Тарси, со своей троюродной племянницей, ужасно жаждущей власти. Сильва иг Тармон должна была выполнить лишь одно – успеть родить наследника короны первой. Но после рождения дочери ни разу не забеременела. Ей пришлось травить вашу мать, чтобы не делить корону и позже передать правление собственной дочери и троюродному племяннику. Вильям же, зная о привязанности падчерицы к правителю Кенарии, организовал ряд покушений на Бьерна Тэкати Эссшата, одно из которых закончилось трагически. Габриэлла осталась вдовой.
Я не знала, что сказать. Так и сидела, бестолково моргая и ожидая новых вопросов, вытягивающих всю грязь нашего мира наружу. Но на этот раз Буревестник отступил и громогласно сообщил:
– В свидетели вызывается Эдвард Тэкати Эссшат. Ворон. Око Шести Старцев.
Эд спустился со ступеней и присел рядом со мной, успев даже озорно подмигнуть. Словно и не боялся всего происходящего. А зря.
– Эдвард Тэкати Эссшат, знаете ли вы непреложные правила нашего учения? – звенящим, немного срывающимся голосом вдруг спросил Буревестник.
– Знаю, – спокойно ответил ворон.
– И тем не менее вы не казнили кахали на месте. Клятвопреступница не только осталась на свободе, но и сопровождала вас в путешествии.
– Да, учитель.
На этот раз в голосе Эда прозвучало что-то похожее на раскаяние. А я совсем остолбенела. Учитель?! Буревестник – учитель Эда?
– В таком случае вы понимаете, что подобная… незрелость не может оставаться безнаказанной?
– Да.
– Хорошо. Полагаем, вам понравится должность куратора новоприбывших магов.
– Нет! – вырвалось у Эда.
– Да, – с каким-то мрачным удовлетворением ответил Буревестник. Впрочем, через секунду его голос снова звучал равнодушно. – Девушка-рабыня прибыла с вами, не так ли?
– Так.
– Что ж, в таком случае я попрошу выйти в центр зала Ясмину Найтэри, нареченную последней хозяйкой Фридой.
С лавки поднялась рабыня и приблизилась к нам.
– Это правда, что ваш отец, пытаясь защитить вас, попал на остров Синтар? – спросил Буревестник, не предлагая, однако, сесть на место свидетеля.
– Правда, – ответила она.
– Вы знаете, что Прал иг Сивар, желая заполучить вас в жены, убил вашего жениха и ранил отца?
– Я предполагала, – проговорила Фрида едва слышно.
– Согласитесь ли вы применить свой дар во благо и обучаться за гранью, здесь, в течение года, а затем стать одной из приспешников Шести Старцев в мире Эливиона?
– Мой дар приносит одни беды.
– В этот раз он принесет добро. Мы освободим Фаридаха Найтэри из заключения и поможем восстановить его здоровье.
Не сдержавшись, Фрида радостно улыбнулась.
– Тогда я готова учиться. Лишь бы отец получил свободу и мог доживать старость в спокойствии.
Буревестник немного помолчал, оглянулся на присяжных, словно прислушиваясь к ним, затем громко объявил:
– Так тому и быть.
Его рука, спрятанная под широким длинным рукавом, коснулась плеча девушки и соскользнула по ее лопаткам. На пол посыпался песок, совсем как тот, что наполнял недавно чаши моих весов.
– Помилована, – шепнули несколько голосов в моей голове. – Станет ученицей Эдварда.
– Вы свободны, – громогласно объявил Буревестник, обращаясь к ворону. – Проводи девушку наверх и помоги обосноваться.
– Как прикажете.
Эдвард слегка поклонился и, подхватив растерянную Ясмину под локоток, шагнул в пустоту, растворяясь у нас на глазах.
Мой взгляд невольно зацепился за весы с песком, и на душе стало грустно. Очень хотелось верить, что добрая часть меня победила злую.
– В центр зала приглашаются обвиняемые, – громче прежнего оповестил Буревестник, отрывая меня от тягостных дум. – Прошу полной тишины в зале. Это касается и ваших мыслей. Прошу присяжных объявить имена.
– Прал иг Сивар, – не голос, а шелест у меня в голове.
– Вильям Эйдинбергский, – вторил другой голос первому.
– Сильва иг Тармон, – донеслось, словно издалека.
– Раен иг Сивар, – совсем шепот, на грани слышимости.
Они вышли в центр. Четверо людей, увязших в интригах и преступлениях, потерявших моральный облик, безбоязненно сломавших границы дозволенного. Те, кто уничтожил десятки, если не сотни судеб, топтал надежды и шел к цели напролом.
Глядя на их искаженные страхом лица, вдруг совершенно некстати подумала: смогла бы я снова взять кинжал и всадить его в Раена? Не знаю. А вот тетушку Сильву я бы не пожалела.
Весы справедливости покачнулись и встали немного ровнее прежнего. Засчитали мои злые мысли и неумение прощать врагов. А я и сама не знала, что способна на подобные поступки. Да вот же – вышла замуж за варвара, и понеслось…
– Обвиняемые, выйдите в центр зала для объявления приговора!
Старческий, царапающий слух голос разлетелся по помещению, оставляя странное эхо в виде затихающего слова «справедливость».
– Согласны ли вы с предъявленными вам сегодня обвинениями?
Другой голос, более приятный на слух. Только стоило ему замолчать, как начала болеть голова.
Тетушка Сильва картинно упала на колени, прижала руки к груди и, откинув голову, беззвучно зарыдала. Видимо, голос им не вернули, как и всем остальным.
– Ваши мысли для нас громче произнесенных слов.
Третий голос, от которого вдруг захотелось плакать. В душе появилась вселенская тоска, я даже носом шмыгнула.
– Они не раскаиваются.
Мне показалось, что этот голос принадлежал пожилой женщине. Тихий, ласковый, усыпляющий.
– Синтар! – громкий, уверенный голос. Подавляющий.
– Приговор окончательный, – снова заговорил первый. – Пожизненное заключение без права помилования!
А эхо унесло к потолку затихающее слово «правосудие».
– Да будет
