– Люди устали! – возмутился бородач, показывая рукой на «войско». – Ваша атака захлебнется… Подумайте, мы можем…
– Молчать! – закричал Бастиан, решительно отдавая приказ. За ним шел знаменосец с тоскливой миной, неся знамя Кронваэля, которое запуталось вокруг древка. Не знаю, сколько сражений видел этот героический стяг, но есть у меня подозрение, что не было такой вражеской крепости, над которой бы он развевался. И, я так понимаю, не будет.
– Все, кто может держать оружие, за мной! – заорал лорд, пропуская вперед на верную гибель «патриотов».
Нет! Так нельзя! Раненые вставали, брали мечи и шли на верную смерть. Женщины рыдали, дети кричали. Маленькая девочка подошла к отцу, чья рука покоилась в окровавленной повязке.
– Вернись, папочка… Вернись, прошу тебя! – всхлипывала белокурая малышка, пока отец одной рукой стирал с ее покрасневшего кукольного личика слезы, изредка поднимая глаза на бледное лицо жены. – Ты же вернешься? Ма-а-ам! Папа вернется? Да?
Рядом молодой парень с забинтованной головой целовал миниатюрную девушку, которая кусала губы, чтобы не расплакаться. Она гладила его щеки, как когда-то я гладила щеки любимого… Старуха обнимала двух сыновей, которые скорбно переглядывались, положив руки на сгорбленные и содрогающиеся плечи матери. Когда люди уходят, тебе всегда кажется, что они вернутся…
– Импэра, – выдыхали воины, для чего-то становясь на колени передо мной. – С нами Импэра!
Из всех, кто находился на площади, единственным, кто не встал на колени, был великий «палководец» Бастиан, явно всю ночь заседавший над картой и двигающий палочкой игрушечных солдатиков, пока настоящие умирали на поле боя.
– Защити нас, Импэра, – прошептал парень с забинтованной головой, сжимая рукоять меча. – Защити нас… Благослови нас…
Они уходили, а я смотрела им вслед. Войне плевать, хочу ли я ее или нет! Войне все равно, что я о ней думаю! Войне не интересно, из-за чего она началась… А началась она из-за меня! Если бы я что-то могла сделать? Ну не может же такого быть, чтобы из-за меня погиб целый город? Идиоты идут умирать за шарлатанку! «Нет, они идут умирать за идею! – прошептала Интуиция. – Так получилось, что этой идеей стала ты! Им нужно за что-то сражаться, им нужно во что-то верить, им нужно за что-то умирать… У них нет короля, у них нет религии, у них нет предводителя… У них есть только идея».
И вот что мне сейчас сделать? Заорать, что я – никакая не Импэра? Что я всех обманула?
«Народная любовь слепа. Крутить романы с народом – дело опасное. Народ быстро влюбляется, быстро разочаровывается и страшно расправляется со своими бывшими возлюбленными. Народная любовь переменчива, она не прощает ошибок!» – заметила Интуиция. И в этот момент мне почему-то очень сильно захотелось отложить душевный стриптиз и полдень чистосердечных признаний, понимая, что слушатели вооружены и очень опасны. А лишние органы не идут в довесок к моей базовой комплектации. Не то чтобы у меня есть претензии к природе на предмет рудиментов, просто инстинкт самосохранения не поставил свою резолюцию на опрометчивом решении, призванном облегчить если не участь, то хотя бы совесть.
– Сделайте же что-нибудь! – прошептала старуха, в отчаянии цепляясь за мои руки. – Вы же Импэра! Его убьют… Моего мальчика убьют… Я его растила…
Я поймала себя на мысли, что не могу смотреть в глаза детей, которые вот-вот осиротеют, не могу смотреть в глаза стариков, которые вот-вот потеряют смысл жизни, не могу смотреть в глаза жен, которым в утешение останется только память о муже.
Они ждут, что я схвачу меч, брошусь, как Жанна Д’Арк, в бронелифчике и бронетрусах на баррикады, искать амбразуру третьего размера и верную смерть? Или они ждут, что я, как ниндзя, прошуршу с мечом, требуя воздушный коридор и мягкую посадку на головы врагов? Или одним мощным заклинанием, которое начинается со слов: «Итить твою мать!», снесу все вражеское войско? Если что, у меня в основном дипломе значится «экономист», а не «принцесса-воин».
Какой-то странный порыв, от которого я сама испугалась, дикая мысль, которая привела меня в состояние замешательства, заставили меня сжать кулаки и закрыть глаза. Мне уже все равно… Так или иначе, по окончании войны меня убьют за ненадобностью. Герои должны быть мертвыми, потому что мертвые уже не допускают ошибок. Мне и так немного осталось, потому что ни спрятаться, ни схорониться мне не удастся. Я видела глаза тех, кто идет на смерть, видела последние взгляды, которые они бросали на дома и улицы, видела, как они оглядывались, чтобы в последний раз взглянуть на родных и любимых, сбившихся в кучку и объединенных общим горем, и запомнить их…
И тут я почувствовала, как к моей спине приставили острое «здравствуйте». Та-а-ак!
– Тише, Импэра. Мне нужен живой щит для ведения переговоров! – прошептал Бастиан. – Если будешь сопротивляться, я церемониться не стану. Делай вид, что просто идешь рядом. Эта война началась из-за тебя! Так что будь так любезна, закончить ее. Если тебе не сложно… Я хочу сдать этот город. Но мне нужны гарантии, что я останусь у власти даже при Флармере.
– Тебе не стыдно? – прошептала я, понимая, что методичку по тактике и стратегии кто-то все-таки начал читать с раздела «Как правильно сдать город, чтобы при этом тебя считали в худшем случае – идиотом, в лучшем случае – патриотом».
– Мне? Стыдно? – усмехнулся Бастиан, ведя меня рядом и упираясь кинжалом в мою спину. – Отчего мне должно быть стыдно, Импэра? От того, что у меня есть цель? От того, что я не хочу больше стоять в тени своего отца? Мне за это должно быть стыдно? Имя отца не позволит мне сдать город без боя. Если все будет хорошо, то, поверь мне, я, так и быть, прощу тебя за… Впрочем, неважно…
Список претензий к моей скромной персоне, очевидно, был настолько велик, что его не стали озвучивать. Ворота с грохотом опустились, выпуская людей навстречу смерти.
– Они же погибнут, – нервно прошептала я, глядя на ополченцев. – У них семьи…
– Импэра, – усмехнулся лорд, проводя лезвием кинжала по моей