– К вам есть целый ряд вопросов, – говорит Вадим.
Его лицо прямо напротив моего. Я пытаюсь подтянуться, хватаясь за бугристую руку. Странные глаза: бесцветные, пустые, совсем такие, как у нашего Медбрата… Медбрат! Глупо, бессмысленно, но мозг, перебравший всевозможные варианты, хватается за последнюю надежду. «Возьми электрошокер», – посоветовал Медбрат. И теперь, повиснув на одной руке, другой рукой судорожно шарю на поясе. Чехол. Шершавая металлическая рукоятка. Кнопка. С размаху всаживаю электроды в живот Вадима и жму разряд.
Искры в глазах, сухая боль встряхивает мышцы. Я обнаруживаю себя лежащим на полу. Вскакиваю, хватаю пистолет… Вадим корчится у стены словно в эпилептическом припадке: все его огромное тело изгибается волнами, руки-ноги мотаются из стороны в сторону, и от могучих ударов лопаются, разлетаются осколками плитки пола.
Выстрел, еще один – я прерываю агонию директора: гигант замирает на спине, широко раскинув мощные конечности. Грудь еще пару раз вздымается судорожными рывками, подвеска-клык скатывается в ложбину между широкими пластинами мышц. Наступает тишина.
– Собаке собачья смерть, – хрипит Полина, выползая из двери караулки.
Она вся усыпана искрящимися осколками стекла, из ноздри капает кровь, волосы растрепались и мотаются перед глазами, как автомобильные дворники. Кое-как поднимается на ноги, встряхивается, ощупывает горло: на шее видны багровые полосы – следы пальцев.
Мини валяется там, где упал, по положению головы вижу, что ему уже не помочь. Остальные раскиданы, как кегли после удачного броска. Один лежит ничком, из-под него растекается густая багровая лужа. Тоже – всё.
Мы с Полиной переглядываемся и бросаемся к оставшимся двум.
– Леха, ты как? – слышу я ее вопрос за спиной.
Молчит Леха… Я наклоняюсь над другим парнем, хватаю за плечо, переворачиваю. Упираюсь в испуганный взгляд. Живой. На щеке глубокая кровоточащая царапина. Ударился об аппарат для чистки обуви, соображаю я.
– Завалили этого? – спрашивает парень.
Мой ровесник, даже постарше, наверное. Круглое мясистое лицо, расплющенный нос – боксер, наверное. Странно, что бейсболка так и не слетела с головы, гвоздем что ли прибил?
– Завалили, – успокаиваю я. – Как сам?
– Вроде живой.
– Тайсон? – кричит Полина в спину.
– Все нормально, – отвечаю я за него.
– Что там у вас? – звучит внутри головы бодрый требовательный голос.
От неожиданности вздрагиваю. А ну да – гарнитура.
– У нас тут…
Но меня перебивает голос Полины.
– Нападение. Отбились. Двое минус. Лешка ранен, без сознания. Остались Петр, Тайсон, я.
– Что произошло? – в голосе Кота звенит напряжение.
– Потом. Что с Лехой?
– На обратном пути заберешь, – командует Кот. – Продолжаем. Заряды, вход на этаж.
Тайсон, вцепившись в мой рукав, поднимается. В этот момент я вижу, что Леха тоже начинает подавать признаки жизни: опустившаяся на корточки Полина помогает ему сесть, опершись на стену. Лицо парня коробят гримасы боли.
– Ну что? – Полина наклоняется, заглядывает ему в глаза.
– Ребра, по ходу… Нога… – Леха прислушивается к своему организму.
– Группа! Время идет! – снова звучит голос Кота.
Полина подцепляет шнурок гарнитуры, помогает Лехе вставить наушник в ухо.
– Идите, я пока в себя приду, – предлагает он. – Заодно покараулю.
– Если Вадим нас засек, скорее всего, предупредил своих, – говорю я.
– Какой Вадим? – оборачивается ко мне Полина.
– Вот это, – я показываю на труп директора, – зовут Вадим. Исполнительный директор. Мы его должны были захватить.
– Если это директор, какой же у них президент? – бормочет Тайсон.
– Так! – гремит в наушнике Кот. – Хорош трепаться. Работаем. Времени в обрез. Галопом!
– Поднимайся к нам, – предлагаю я.
Если Вадим поднял тревогу, Кота захватят первым делом. Он там в машине один.
– За меня не переживай, – заявляет наушник.
Ну как хочешь. Я бегу в караулку, мимоходом отмечаю, что Полинин визит сюда произвел в интерьере эффект разорвавшейся гранаты. Нажимаю педаль блокировки турникета. Мелочь, но пару минут, возможно, нам даст. Наклоняю стол, ссыпая с него осколки и прочий мусор.
– Помоги! – кричу Тайсону.
Вдвоем вытаскиваем стол, опрокидываем его в углу, наискось от входа. Подтаскиваем постанывающего Леху, устраиваем поудобнее. Столешница толстая, какая-никакая, а защита. Полина ссыпает на пол возле него оружие, собранное с убитых ребят.
– Мы быстро, – обещает Тайсон.
Леха тоскливо кивает. А я соображаю, что теперь уходить по-любому придется через крышу. Но вслух ничего не говорю. Потому что Леха у входа, это еще несколько лишних минут для нас.
Беру первую попавшуюся тележку с бутылями, трогаюсь к офису. Полина со второй тележкой пристраивается следом. Тайсон уже ждет у двери, придерживая распахнутую створку. За ней виднеется полутемный коридор со знакомыми пластиковыми панелями на стенах. На пороге я оборачиваюсь, оцениваю картину: у стены вольготно раскинулся труп гиганта-директора, словно прилег загорать на пляже – расколотая плитка вполне справлялась с ролью гальки; рядом скромно притулился Мини, еще один труп угрюмо лежит в луже собственной крови. А из-за опрокинутого на бок стола нас провожают тоскливые глаза Лехи. Такова жизнь, боец!
– Кот, мы заходим, – докладываю в гарнитуру.
– Добро! – отвечает Кот.
Колеса тележки переваливаются через порог и мягко катятся по ковровому покрытию. По бокам коридора мелькают двери, я смотрю на них, и в памяти автоматически выстраиваются картинки интерьеров. Ничего не поменялось, даже кофейный аппарат, от которого хранил стаканчики, с той же рекламной картинкой. Поворот, еще один. Снова длинный еле освещенный коридор…
Только сейчас замечаю, что в голове уже какое-то время звучит динамичная музыка, жесткая, синтетическая, заставляя мышцы вибрировать, двигаться в такт. Тут же идентифицировал: Андрей Гучков «Эхо войны». В свое время мы с Липатовым даже на его концерт, помнится, ходили. И надо отметить, что сейчас музой идеально наложился на «картинку». Ну да, какие кадры, такой и саундтрек: я действительно чувствовал себя персонажем боевика.
Так, сейчас будет холл со стойкой секретаря. Ребята катят тележки за мной. Стоп! – сигнализирую ладонью. На ночь пост охраны здесь снимается, но мало ли…
Дохожу до угла, быстро выглядываю. Полукруглая стойка, два кресла у стеклянного столика, из панорамного окна льется зарево московской ночи, светло, как пасмурным утром. Никого. Пухлая, обитая красным дерматином дверь в кабинет директора занимает половину стены, выглядит она грозно и официально. Нам туда.
Нажимаю ручку – открыто. Здесь тоже светло, потому что кабинет Вадима находится в углу здания, и вместо двух стен у него окна. Широченный стол с округлыми краями поблескивает толстым слоем лака, как будто воду на поверхности разлили. Кресло с высокой спинкой очень напоминает дверь: такая же красная кожа обивка, выпирающая дутыми ромбами. Не считая богатого письменного прибора, стол пуст.
В боковой стене еще одна дверь. Заглядываю: голая комната, только посередине из пола торчит колонна: цилиндр метровой высоты и сантиметров тридцать в диаметре, по виду мрамор. Хрень какая-то. И створки лифта напротив: похоже, вход на 14-й этаж мы нашли! Хорошо. Теперь нужно все обыскать.
Рассредоточиваемся
