– Он что же, – изумленно остановился Ян, – нашел способ защиты от радиации?! Простите, но в это довольно трудно поверить.
Невинский тоже остановился. Переложив пакет с покупками из одной руки в другую, он с улыбкой глянул на Климова и даже хихикнул.
– Не совсем, молодой человек, не на сто процентов, но уж что было, то было. Вы, конечно же, спросите, почему же открытие такого уровня, такой важности не получило никакого применения на практике? О, причин тут множество. И ведомственная закрытость, и трусость того же Городецкого, который, называя себя ученым, боялся любой ошибки – говорят, напугали его в пятьдесят первом, сильно напугали… Но главное, как мне кажется, это та самая «невоспроизводимость». У себя в лабораториях Ленц мог создать такое, что никто не мог повторить. Собственно, защита от радиации была для него не основной темой, он занялся ею едва ли не случайно. Всю свою жизнь, насколько я знаю, он посвятил защите от боевой химии. Не просто защите – нейтрализации отравляющих веществ самого широкого спектра. И здесь он достиг многого. На наших подлодках работают некоторые приборы, созданные именно в его лаборатории. Да и не только… Ленц был словно помешан на всяких ядовитых для человека соединениях, точнее говоря на том, как сделать их безопасными. Он мог работать сутками, сидел у себя по ночам. Что стало с его проектами, не знаю. По крайней мере, о них ничего не слышно, а значит, все эти темы давно забыты.
Климов и старик дошли до перекрестка, Невинский снова остановился и указал на одноэтажный кирпичный домик под шиферной крышей:
– Там я живу, на Самойловской. Спасибо, что проводили, сегодня действительно очень скользко, а ноги уже не те, знаете ли. Годы давят. Кстати, может, зайдете на полчасика? С тех пор как я овдовел, да и соседи все умерли, поболтать решительно не с кем, а вы, как я вижу, человек образованный…
Ян вздохнул. Идти в гости ему не слишком хотелось, однако Невинский оказался просто кладом, точнее кладезем информации. Воспоминания старого инженера могли хоть что-то прояснить, так что, поразмыслив, Ян кивнул:
– Ну разве что на полчасика, Михал Семеныч.
Невинский радостно кивнул. Они перешли дорогу, старик вытащил из кармана дубленки хитрый, явно «самопальной» работы ключ со складным крючком, вставил его в отверстие железной калитки, пошуровал, провернул, потянул на себя.
– Да, – сказал он, поймав взгляд Климова, – у нас на заводе умельцев хватало. Водкой, что показательно, не брали, только деньгами. Но сделать могли буквально все, что угодно.
– Погодите, – вдруг чихнул Ян, – так это правда, что на заводе у вас вино выдавали?
– Конечно, – совершенно спокойно отозвался Невинский, пропуская гостя вперед, в темный двор, – а как вы хотели? Работа с изотопами, знаете…
Он поднялся на крыльцо, отпер дверь и включил свет. Войдя в прихожую, Ян сразу понял, что в старые времена инженер Невинский жил весьма кучеряво. Снаружи дом выглядел как все прочие, ничем особо не выделяясь, а вот внутри… Лаковый когда-то паркет на полу, дорогие чешские бра с хрустальными висюльками, заказная мебель – не какая-то там Румыния, нет – дуб, на века, добротно и аккуратно.
– Я так понимаю, на заводе у вас была еще и шикарная столярка? – усмехнулся Ян, входя в просторную, на два окна, кухню.
– Это само собой, – усмехнулся Невинский, доставая из бокового шкафчика бутылку коньяка. – Системы управления атомным реактором подлодки – не шутки. Все приборные блоки мы упаковывали сами, ведь случись что, так с нас же и спросят. Да, у нас все было очень серьезно, – он вытащил откуда-то коробку шоколадных конфет, рюмки и спросил: – Вам чай или кофе?
– Лучше чай, Михаил Семенович. В моем новом доме мне спится хорошо, но все же кофе я предпочитаю только с утра.
– Ну, мне с моей бессонницей уже все равно, – Невинский наполнил электрический чайник, щелкнул клавишей. – После смерти супруги я и не сплю почти – так, часа четыре, не больше. Бывает, просыпаюсь задолго до рассвета, лежу, думаю. Вспоминаю. Дети давным-давно уехали и здесь появляться не хотят, завода больше нет… Иногда сажусь за компьютер, брожу по Интернету. Много интересных статей выходит, да и языки стараюсь не забыть. Хотя зачем? Просто привычка, знаете ли…
Старик налил коньяк в маленькие рюмочки, присел на краешек стула.
– Ну, за знакомство! – провозгласил он.
– Очень рад, – ответил Ян.
Когда они выпили, большой чайник коротко дзинькнул и отключился. Невинский тут же встал, ополоснул кипятком заварочный, загрузил его чаем из большой жестяной банки и неторопливо, как-то даже вдумчиво, влил кипяток. По кухне почти сразу же поплыл терпковатый, не знакомый Климову аромат.
– Да, в Перми сейчас можно найти интересный чай, – улыбнулся Невинский. – Открылась там одна фирмочка, возит чаи со всего мира. А у меня, знаете, слабость: с тех самых пор, как побывал в Китае в пятьдесят седьмом. Я тогда совсем молодой был, и командировка запомнилась на всю жизнь. Ну и чай – ах, какой мы пробовали чай!
– А в Заграйск вы приехали уже в конце шестидесятых? – спросил Климов, доставая из коробки конфету.
– Нет, чуть раньше, в шестьдесят четвертом. У меня не сложилось в Новосибирске, так что, когда предложили ехать сюда, на завод, отказываться было глупо. В противном случае о серьезной работе можно было забыть навсегда – хоть иди учителем химии в деревенскую школу. А без работы я себя не мыслил совершенно. Это даже не вопрос самоуважения, знаете – инженер выставил на стол пару красивых, явно не советских, чашек, сахарницу и пару ложечек, – это что-то такое внутреннее, постоянная потребность в решении каких-то задач. Когда эта потребность входит в привычку, а у меня именно так и было, отказаться от нее уже невозможно. Наркотик, молодой человек! Настоящая работа – это всегда наркотик! Только она дает ощущение жизни, и ничто другое.
– Я с вами согласен, – покивал Ян. – Мужчина должен иметь дело, которое держит его на плаву. В противном случае и
