Действовал он очень медленно, не зная, чего ожидать, – однако, увидев хорошо знакомый темно-зеленый материал офицерской плащ-палатки, вдруг успокоился и откинул крышку уже без всякого страха. Пыли там почти не было, ну разве что совсем чуть-чуть, так что Ян снял аккуратно сложенную плащ-палатку, глянул, что там под ней, и разочарованно присвистнул. Внутри не было ничего, кроме слегка поношенных хромовых сапог, серого одеяла и полевой сумки – английской, желтой кожи, из тех, что поставлялись по ленд-лизу. Ругнувшись, Климов переставил ящик к трюмо, снова взялся за «болгарку» и принялся пилить следующий замок. Теперь уже он снес оба оставшихся замка не останавливаясь. Рука привыкла к инструменту, да и работать им оказалось на удивление удобно.
Средний и нижний ящики оказались куда интереснее верхнего, да что там интереснее – их содержимое во многом поставило Климова в тупик! Помимо заковыристых колб из толстого стекла, тщательно проложенных поролоном и фланелью, ящики содержали несколько приборов. Два из них выглядели довольно кустарно, так что Ян предположил, что Ленц изготовил их у себя на заводе. Корпуса из жести, мастерски пропаянные по шву, на одном – вольтметр, на другом, кроме двух десятков круглых разъемов для контактных штекеров еще и ряды разноцветных лампочек.
А вот три других… Едва взяв один из них в руки, Климов понял, что эта штуковина с темным экранчиком и выпуклыми кнопочками изготовлена не у нас. Никогда ему не приходилось прикасаться к такому странному, словно прорезиненному, и теплому на ощупь пластику. Но главное, здесь было несколько надписей над блоком с кнопками.
Чем-то они напоминали древнюю клинопись шумеров и все же отличались куда большей сложностью, даже изяществом, местами формируя нечто вроде иероглифов с закругленными выпуклыми хвостиками.
Остальные два аппарата, каждый размером с бобинный магнитофон из времен юности Климова, выглядели погрубее, но не менее интересно. Корпуса из жесткой коричневой пластмассы напомнили то ли полевой телефон ТА-57, то ли тридцатые-сороковые годы вообще, только в то время, само собой, никто и мечтать не мог о дисплеях (похоже, дисплеи здесь не самые продвинутые) и сенсорных панелях, разграфленных в многоцветные квадратики с цифрами и совершенно непонятными Яну символами. «Ионизация 1», «Коллоид», «Упр. синт» – надписи над квадратиками панелей нанесены были тончайшим слоем краски, что тоже никак не соотносилось с дизайном. Перевернув оба аппарата, Климов захмыкал: ну еще бы! «Инженерный дом Тахмазова, Новосибирск»… и меленько так, штампиком, «1933» на одном и «1929» на другом, потяжелее и с вдвое большим количеством каких-то отверстий по бокам, – похоже, тоже для штекеров и колодок.
Кроме приборов и химической посуды Климов обнаружил большой портфель из толстенной, жесткой кожи, закрываемый старомодно на длинный кожаный язык. Портфель лежал на самом дне нижнего ящика, так что Ян заметил его не сразу. Вытащив его наконец, Ян откинул тяжеловатый клапан, заглянул внутрь. Там находились какие-то бумаги, сложенные в несколько раз, и еще две жестяные штуковины, их конструкция сразу вызвала в памяти авиатора линейку-ветрочет с вращающимся кругом, только намного сложнее, с окнами и тремя дисками. Цифирь оказалась привычной, местами арабской, а где и римской. На первый взгляд обе линейки ничем не отличались друг от друга, разве что потертостью, но, крутнув диски, Ян вдруг увидел, как в окнах появились метки, нанесенные явно от руки чем-то вроде химического карандаша или фломастера.
Расположение меток сильно отличалось.
– Ого, – пробормотал Климов, – да тут все не просто… И наверняка не зря он их держал. Вот только какой курс ему приходилось высчитывать?..
Вернув пока обе линейки в портфель, Ян осторожно достал бумаги. Он подумал, что это какие-то карты, уж очень знакомо выглядела тканевая основа, но, развернув на полу, вытаращился, не понимая решительно ничего.
Плотная гладкая бумага была испещрена линиями, символами, кое-где цифрами и короткими аббревиатурами непонятного назначения. Буквы везде латинские. Это напоминало какую-то сложную электрическую схему, но в то же время, как здраво рассудил Ян, откуда он мог знать символы и обозначения, принятые в другом мире?
Схему рисовали вручную, причем очень профессионально – никаких подчисток, линии ровные, скругления по лекалу, вот только буквы и цифры наносились, как показалось ему, не только разными чернилами, но и разными людьми.
Ян аккуратно вернул все свои находки в ящики, потом смотал «болгарку» и пошел вниз. Ему хотелось есть, да и к тому же, говоря честно, он испытывал изрядное разочарование. В общем-то, найденные приборы в очередной раз доказывали, что старый Ленц имел прямое отношение к некоему миру, находящемуся в другом измерении, но все же Климов надеялся найти что-то такое… вот прямо эдакое, как ребенок, нетерпеливо ждущий подарков на день рождения.
Достав из холодильника яйца и кусок колбасы, Ян поставил на плиту сковородку, и тут на столе задребезжал мобильник. Ян слегка дернулся – ничего хорошего он от телефонных звонков не ждал, оснований для этого у него хватало, – но тут же успокоился, потому что в трубке раздался бодрый голос Татьяны:
– Слушай, привет! У меня весь день пропал, представляешь? Ты там как сам, занесло тебя?
– Еще бы, – рассмеялся Климов, глянув для надежности в окно. – Будь здоров занесло. Город что, стоит весь?
– Город лежит! – Женщина хихикнула и добавила, немного замявшись: – Слушай, я тут неподалеку, хочешь, к тебе зайду? Торговли все равно нет и не будет, я все точки пока закрыла.
– Заходи, конечно! Давай я тебя встречу, у нас тут коммунальщики попрятались, по тротуарам не пройдешь.
– Вот хорошо! Я минут через пять к перекрестку подойду, ладно?
Топать до Щорса было мучительно. Вроде и недалеко, два квартала всего, но когда под ногами кое-как раскатанная каша, а про тротуар и думать нечего, расстояние словно удваивается. Как Ян ни спешил, Татьяна появилась раньше: он издалека еще увидел ее фигурку в пуховике.
– Ты извини, быстрее не получилось, – Климов прикоснулся губами к холодной щеке, пахнущей знакомыми духами, и тут только вспомнил, что не брился уже два дня. – Засыпано все, еле-еле ползком можно.
– Проспект чистят, – усмехнулась Татьяна, указав на буксующий вдоль обочины автобус, – но вечером опять повалит.
Ян взял из ее руки пакет с продуктами, помог спуститься по скользкому месиву на проезжую часть, и они медленно, как старики, двинулись вниз.
– Я погоду тоже чую, – заметил Климов, – все-таки пять лет здесь прослужил, а в авиации, как ты понимаешь, к погоде отношение особое. Зимой полк летал мало, кому охота шею подставлять? Уж не нашим отцам-командирам, это точно. Особенно, помню, в восемьдесят восьмом как начало сыпать с конца октября, так, считай, до Нового года и сыпало без остановки. Какие уж тут полеты?
– Да, я тот год помню, – отозвалась Татьяна, осторожно ступая вслед
