Когда с оглашением преступлений мага было покончено, Коллегия справедливости единодушно потребовала для него смертной казни, и Его Великолепие дал на то своё согласие.
— Приговор будет приведён в исполнение сразу по завершении Алого турнира. Адельмар Талврин будет лишён титула и обезглавлен на рассвете шестого дня месяца цветения. Такова моя воля и желание тех, что по вине этого человека лишились братьев и сестёр, сыновей и дочерей.
Голос Ледяного звучал спокойно, ровно, как у человека, полностью владеющего своими эмоциями. А вот я собой совсем не владела и из последних сил давила в себе слёзы. Но они всё равно прорывались наружу, слепили глаза. От мыслей о жертвах маньяка, имена которых никогда не сотрутся из памяти, болела душа.
— Ваша Лучезарность, — обратился ко мне эррол Корсен, и в наступившей тишине моё собственное дыхание казалось оглушительным, — согласны ли вы с решением Его Великолепия?
Ариэлла больше не отворачивалась, смотрела мне прямо в глаза. Не желая отпускать надежду, продолжала цепляться за несуществующую соломинку.
А когда я проговорила:
— Согласна, — алиана зажмурилась и спрятала лицо на груди у Хильдебальда.
Время, проведённое за стенами города, на ристалище, прошло как в тумане. Я вроде и присутствовала на турнире, даже улыбалась рыцарям, потому что улыбаться и делать вид, что всё у нас просто зашибись, настоятельно советовали старейшины, и в то же время мыслями я была с подругой в замке. Несколько раз ловила на себе взгляд Тригада… Одобрительный.
Но этот взгляд и улыбка(!) старого интригана, наверное, были ничем иным, как галлюцинациями, появившимися на почве стресса. Не иначе. Кто ещё улыбался, так это Игрэйт. Широко, от души, я бы даже сказала, по-лошадиному. Как челюсть себе не вывихнул — не представляю. Помимо прочего Его Светлость имел все шансы заработать косоглазие, потому что всё то время, что находился на боковой трибуне, косил в мою сторону плотоядным взглядом.
Нездоровым таким, маньячным.
И пока я усаживалась в паланкин, тоже отирался неподалёку. Якобы поздравлял победителей сегодняшнего дня и громко желал им удачи в завтрашнем финале, но я чувствовала: всё ядовитое внимание Огненного целиком и полностью принадлежит мне.
Сразу по возвращении в замок я отправилась на поиски Ариэллы, хоть и понимала: вряд ли алиана захочет со мной разговаривать. Но попытаться я была обязана. Спасти нашу дружбу или то, что от неё осталось.
Пусть покричит, пусть выплачется. Может быть даже чем-нибудь в меня кинет. Главное, чтобы не сделала снаряд из ночного горшка. А всё остальное я сумею вытерпеть.
Лакей раскрыл передо мною двери, ведущие в покои Ариэллы, но я только сделала шаг в крохотную гостиную, когда услышала доносящийся из смежной с нею спальни голос князя:
— Прекрати! Немедленно прекратите обе! — это больше походило на рычание или раскаты грома.
— Значит, вот так просто ты готов его отпустить?! — надрывно всхлипнула княгиня. — Своего сына?!
— Мой сын погиб, — глухо отчеканил мужчина. — Вместе с той пятнадцатилетней девочкой — его первой жертвой.
— Но отец… — зазвучал дрожащий, как истончившаяся, готовая вот-вот лопнуть струна, голос Ариэллы.
— Довольно! Я запрещаю вам оплакивать чудовище! А если узнаю, Элла, что ты опять по наущению матери пытаешься вымолить послабление для него у Её Лучезарности… Никакой свадьбы с Хильдебальдом! — яростно прогремел князь.
Ультиматуму Его Светлости вторили горькие всхлипы и причитания княгини.
Я бесшумно попятилась и попросила слугу осторожно прикрыть за мной дверь, понимая, что сейчас не время для разговоров, объяснений, утешений. Не время для выяснения отношений. Нужно оставить Талвринов наедине с их трагедией.
Глава 27
Утро следующего дня до боли походило на предыдущее. Снова ранняя побудка, снова беспокойная возня кьёрда, из-за которой моё настроение, находившееся где-то на уровне фундамента Лашфора, и вовсе провалилось к таграм в преисподнюю. Ну или где там по преданиям обитают прислужники Тёмной покойницы.
Решив сразу после турнира, а лучше до него, переговорить о поведении Снежка с эрролом Хордисом, я стала готовиться к последнему праздничному дню. Сегодня ари императора полагалось блистать в расшитом жемчугом светлом платье и рогатом головном уборе с вуалькой. Поглощённая своими мыслями, я не замечала, как вокруг меня суетятся служанки. Лишь где-то на задворках сознания мелькали тихие просьбы и вопросы: «Пожалуйста, повернитесь», «Пожалуйста, опуститесь», «Не туго ли стянули волосы?», «Не желаете ли примерить вон те с перламутровыми вставками серёжки?».
Я рассеянно кивала и со всем соглашалась: с серёжками, браслетами, кольцами. А когда со сборами было покончено, отправилась завтракать в столовую. Надеялась, хоть фрейлины меня чем-нибудь порадуют, но ни одной из девушек так пока и не удалось отыскать на страницах книг сведения о кьёрдах-флегматиках, периодически превращающихся в рычаще-скулящих холериков.
— Но мы будем искать дальше, — заверила Августа, и остальные девушки ей с энтузиазмом поддакнули.
— Его что-то тревожит, — провожая меня к паланкину, поделилась предположением Мабли.
— Ну это понятно. Непонятно только, что именно и как нам это выяснить.
Перемены в поведении кьёрда начались сразу после появления в Малахитовом Доле Огненного — этого темнодольского отродья. О чём я и рассказала эрролу Хордису, отыскавшемуся в одном из шатров неподалёку от поля боя. Откинув колышущийся на ветру полог, я увидела лекаря, склонившегося над явно переусердствовавшим во время тренировок рыцарем, ещё совсем мальчишкой. Маг обрабатывал пострадавшему рану каким-то сильно пахучим снадобьем, после чего собирался наложить на плечо повязку.
— Ваша Лучезарность, вам не следует здесь находиться! — заволновался, краснея, целитель.
Наверное, из солидарности с ним щёки у обнажённого по пояс паренька тоже налились краской смущения.
Право слово, ведут себя, как девицы.
— Что я там не видела… — Опомнившись, вернулась к насущной проблеме, в данный момент смирно сидящей у моих ног. — Переговорить с вами, эррол Хордис, в эти дни так же непросто, как и добиться аудиенции у Его Великолепия. Меня беспокоит поведение кьёрда. Он как
