Братьев Гримм, не иначе.
— Он мучает себя, Аня, чтобы вы больше не страдали. И вот чем теперь это, скорее всего, обернётся: для нас — безумцем-правителем. А для вас…
Тригад не договорил. Махнул рукой безнадёжно и быстро зашагал в сторону тёмного коридора, а я рванулась в зал советов к этому укротителю драконов — Герхильду.
Скальде стоял возле окна, заложив руки за спину и вглядываясь в вечерние сумерки, накрывшие белокаменный замок траурным саваном. Услышав мои шаги, тальден обернулся. Всё такой же до невозможного спокойный, будто это не ему сегодня бросили вызов и это не он завтра сойдётся в смертельном поединке с совершенно невменяемым психом, красным драконом.
Чёртовым Игрэйтом.
— Всё будет хорошо, — тусклая улыбка и очередная ложь во благо.
Вот только мне сейчас не нужна была её приторная сладость.
— Я знаю, что ты делал с собой и продолжаешь делать, — сказала, стирая с любимого лица улыбку, глядя на то, как оно вновь обращается в промёрзший камень.
— Это ничего не меняет, Аня, — лишённый эмоциональной окраски голос и взгляд, затягивающийся ледяной коркой. — Даже будучи ослабленным, я всё равно сильнее Игрэйта. Я знаю его возможности, знаю, на что он способен. Мы ведь вместе учились. Тебе не о чём волноваться.
Упрямец. Обманщик. Только непонятно, кого сейчас обманывает: меня или себя.
Приблизилась к Ледяному, заглянула ему в глаза.
— Ты хочешь искренности между нами, говоришь, что ненавидишь фальшь. Но всё это ненастоящее. Наши отношения не будут настоящими, пока один из нас продолжит лгать. Да что там… Возможно, скоро не станет нас.
Тальден нахмурился. На широком лбу пролегла упрямая складка, и я поняла: вот сейчас меня перебьют и продолжат убеждать, что всё под контролем, Игрэйт слабак, и нечего тут паниковать.
Вскинула руку, останавливая этого ледяного барана, и заговорила ещё быстрее:
— Да, Игрэйт безумен. Да, он мечтает о троне и готов на что угодно, лишь бы подгрести под себя империю. Но в то же время он трус, привыкший прятаться за чужими спинами. Что-то он замышляет, есть у него какой-то козырь, иначе бы к тебе не сунулся. Я видела его сегодня: он абсолютно уверен в победе и ничего не боится. Поэтому не говори мне, что всё будет хорошо. Пока ты душишь в себе зверя, тем самым делая себя слабее, ничего хорошего не будет. Прекрати это немедленно! Слышишь?!
Не знаю, чего в тот момент во мне было больше: желания хорошенько его треснуть (может, тогда мозги встанут на место) или прижаться к сильной груди и банально разреветься. Позволить себя успокаивать, утешать и снова обманывать: что завтрашний день не станет концом нашего света.
Моего и Герхильда.
— Я просто пытаюсь тебя защитить. — Меня всё-таки обняли, несмотря на попытку отстраниться и не сдавать свои позиции. Горячее дыхание скользнуло по виску вместе с поцелуем и едва различимым шёпотом: — Защитить от себя.
— Сильно же ты меня защитишь, погибнув! — не хотела, но всё равно всхлипнула. Постаралась протолкнуть застрявший в горле солёный ком, который в любой момент мог прорваться наружу слезами.
А мне сейчас сырость разводить никак нельзя. Нужно опилки из кое-чьей головы скорей доставать и, пока не поздно, заменять их мозгами.
— Но если перестану сдерживать дракона, мы вернёмся к тому, с чего начали, — звучал, обволакивая хрипотцой, как снежной крошкой, голос Ледяного. — Когда зверь силён, мне сложно его контролировать. А иногда — невозможно. Его мысли — мои мысли. Всё, что чувствует он — чувствую я. Я не хочу, всякий раз, видя тебя, злиться и вспоминать, что нас разделило. Аня, пойми, если не буду сдерживать свою звериную сущность, я снова могу сделать тебе больно.
— А вот злись! — вскинула голову и вперилась взглядом в этого каменно-отмороженного. По-другому и не назовёшь. — И ничего не сдерживай. Больше не смей! Пусть лучше муж меня всю жизнь будет ненавидеть, чем лишится этой самой жизни! Разве не понимаешь, что тогда заберёшь и мою жизнь?
Герхильд и на это раз не растерялся. Заключил моё лицо в ладони, по-хозяйски так, властно, и произнёс совершенно невозмутимым голосом, отчего желание треснуть возобладало над желанием расплакаться:
— Я уже об этом думал. Сегодня же проведём обряд. Что бы ни случилось, Игрэйт тебя не получит. Ты вернёшься на Землю, Аня. Я сделаю так, чтобы это произошло завтра же.
А Фьярра, значит, сюда? Из-под Лёшкиного крыла к князю? Какие бы чувства я ни испытывала к алиане, ни одной девушке, даже Фьярре, я не желала участи стать беспомощной игрушкой в руках сумасшедшего дракона.
— Нет, — сбросила удерживавшие меня руки, отстранилась резко.
— Аня, это не обсуждается, — голос у Герхильда тоже был как будто каменным. И взгляд ему под стать: сталь, замурованная во льдах.
— Я не сбегу и тебя не брошу, — сказала твёрдо, чтобы не думал, что только он тут имеет право проявлять характер. — И крови моей для обряда ты не дождёшься. Хочешь защитить — прекрати душить в себе дракона и направь всю его злость и ненависть на это темнодольское отродье. Пусть оторвётся.
— Аня… — от низких, глубоких ноток дрожь пробежала по коже, но я не отступила, упрямо выпалила:
— Бегать по мирам — не выход!
— Ритуал нужно провести сегодня. Завтра уже может быть поздно. — А он как будто меня не слышал. — Тебе в любом случае лучше вернуться на Землю. Сейчас в Адальфиве неспокойно. Потом, когда разберусь с Игрэйтом, когда выясним, кто воскрешает Перевоплощённых, я верну тебя. Но не раньше.
Как со стенкой разговариваю. Ледяной и непрошибаемой.
— Не будет никакого ритуала, Скальде. — Кажется, ещё немного, и я тоже начну рычать, не хуже дракона или кьёрда.
Его Упёртость попытался схватить меня за руку и, кажется, силой отволочь к Хордису, а может, и
