– Ой, я слышала про это! – перебила подруга. – И что же?
– Так вот, информацию-то я нашла… И сайт был такой, вроде православный, и значит, читаю я о чудесах святой и каждую минуту на крестики нажимаю, чтобы избавиться от назойливой рекламы! Читаю, как она, слепая, скиталась, а мне – то туфли пошлые леопардовые, то крем для укрепления оргазма предлагают купить! Ничего святого!
– Да, ужас! – согласилась подруга. – А Борька что?
– При чем тут Борька? Я тебе о чуде, а ты – Борька!
– Да нет, я вообще… Ну как он? – не сдавалась другая, не обращая внимания на то, что вопрос о Борьке не понравился подруге.
– Вера! Побойся Бога! Ты даже меня не слышишь! Плевать мне на него, хоть бы он завтра сдох!
– Да что ты несешь, Лиля?! Так-то зачем?
– Девушка, – схватила Лиля за фартук проходившую мимо официантку. – Не надо мне штрудель, аппетит что-то пропал! – бросила она, зло поглядывая на подругу.
– Ты бы к эндокринологу сходила… Нельзя так реагировать, я всего-то спросила, как твои дела с Борей!
– Какие дела?! – Лиля заерзала на стуле с таким остервенением, что стул испуганно заскрипел. – Какие с ним могут быть дела?
– Ну как же, погоди… Ты сама с неделю назад вся цвела: «Ох, Боря, ах, Боря!» Тонкий, необыкновенный и тому подобное!
Вера, похоже, прекрасно понимала: все, что бы она сейчас ни сказала, неизбежно приведет к ссоре, но теперь уже она и не думала отступать.
– Ну что я, по-твоему, придумываю?!
– Слушай, я вот что тебе скажу: братец твой – просто обгадившийся в углу мальчик! Ему лечиться! От импотенции души и тела!
– Ах! Вот оно что… Значит, я так понимаю, все случилось? – усмехнулась Вера. Лиля покрылась пунцовыми пятнами. – Смешно… Лиль, может, тебе вместо того, чтобы про бытие святых по ночам читать, в самом деле туфли из леопарда купить и крем для оргазма?
– Дура! Какая же ты дура, Вера! – из обычной серой мышки Лиля уже успела превратиться в злую крыску. Она резко встала и бросила на стол пятисотрублевую бумажку. – Хорошего тебе дня! Сначала вырастят ни на что не пригодных, кроме культивации собственных страданий, инфантилов, а потом еще и издеваются!
– Лиля, я его не растила, он старше меня на три года, ты забыла?
– Тем более. Пусть и дальше живет с мамой. И советую тебе, дорогая, с приличными женщинами его больше не знакомить!
Сцена привлекла внимание не одной Самоваровой, Валерий Павлович сидел напротив и наблюдал за женщинами с таким сосредоточенным видом, будто размышлял, какой диагноз им поставить.
– А я тоже много лет жил с мамой, – неожиданно признался он, когда раскрасневшаяся Лиля уже выбегала из кафе.
После имени-отчества, места работы и наличия взрослого сына, это было четвертым пунктом, который узнала о своем нелепом ухажере Самоварова, прекрасно отдававшая себе отчет в том, что больше они вряд ли увидятся. Она бросила взгляд на наручные часы: минут десять посидеть придется, уйти сразу после еды было бы верхом неприличия.
– А с женой?
– Нет жены.
Самоварова подумала и решила не задавать следующий вопрос – ну какое ей, в конце концов, до этого дело?
– А я с дочерью живу.
– Все правильно. Человек не должен жить один.
– Да нет. Человек не может жить один. Или питать ему кого-то надо, или самому питаться.
– Что, так все плохо, думаете?
– Ну почему плохо? Это законы. А уже как к ним относиться – исключительно дело выбора каждого.
И тут внутри Варвары Сергеевны торопливо, как вор с мешком, пробежало ощущение, которое она поймала вчера рядом с полковником, когда он держал ее руку.
Питаться полковником она не смогла, слишком любила. Так беззаветно, как, должно быть, те, кто верует, любят своего Бога, непонятного и недоступного.
В то время, пока Никитин составлял существенную часть ее жизни, она даже не пыталась анализировать, почему безо всякой борьбы отдавала его другим.
А после, годами глядя в ночную темноту, все-таки поняла почему.
Она всегда горела. Горела рядом с ним, горела в ожидании его, горела вместо него.
А он был тем, кто подбрасывал дрова в ее костер, лизавший и его лицо и руки, но не разжигавший в нем пожар.
А та догадывалась и допускала. Не только ее – были же и другие, звонкие и случайные, как стихи. Но та терпеливо ждала, отжимала и полоскала белье, даже не пытаясь найти какой-то особый смысл – просто заполняла все свободное пространство своими хлопотами, просьбами и доступностью теплого тела.
– Ну что вы замолчали? Сказали, в общем-то, банальность и оборвали тему.
– Сколько ни повторяй банальность, от нее не убудет, да и смысла она не потеряет.
– Возможно.
Хм… А что-то в нем все-таки было, в этом Валерии Павловиче…
Простой славянский тип внешности, за годы работы с людьми она таких множество встречала – и тут же забывала, но у этого будто звездочка невидимая на лбу нарисована…
Следующий его вопрос был столь неожиданным по отношению к внешнему и столь точным по отношению к внутреннему ее состоянию, что заставил Варвару Сергеевну растеряться.
– Скажите, а сильно вы его любили?
– Гм… А вы ее? – попыталась она отразить удар.
– Думал, что любил… А оказалось – только питался.
Любопытство все-таки взяло верх:
– Она ушла к другому?
– К другой.
– Ух… Неожиданно! Действительно неожиданно…
– Давайте сразу начистоту! Я уже когда-то так часто повторял все это разным сочувствующим, что это перестало быть для меня оправданием. Со мной все хорошо. После того, как это произошло, у меня были женщины… и в достаточном количестве, – с нервом в голосе уточнил он. – И все они оставались довольны, по крайней мере,
