– Буквально не может, если опираться только на факты. Сережа, – по напряжению на лице Самоваровой было видно, сколь тщательно она подбирает слова. – Есть нечто, что не ограничивается пространством и временем, и это нельзя отрицать. Даже тебе. Тем более тебе…
– Да не отрицаю я ничего! И скажу еще вот что… Мне, видимо, давно пора на покой, но я тоже с самого начала чувствую, что дело раскрыть не удастся. Ни одной улики, никакой реальной зацепки… Вообще ничего! – Полковник раздраженно стукнул кулаком по столу. – Такое впечатление, что некто на крыльях прилетел, завалил их и растворился. Или – что твоя протеже способна телепортироваться.
– Как физическое тело – нет, ее энергия – да, – твердо заявила Варвара Сергеевна.
В глазах полковника мелькнула тревога.
Но Варвара Сергеевна была совершенно здорова, последовательна и кипела искренним интересом к этой запутанной истории да и к жизни вообще.
– Варя, у нас два реальных трупа. Если тебе интересно, кубинцем только мать его и занималась: оформляла бумаги, перевозила тело и…
– Энергия, Сережа! – перебила его Самоварова. – Первопричина и основа всего.
Мы живем в то время, когда одним нажатием кнопки можно перевести информацию и деньги на другой континент, в наше время сказки о вечно молодой королевне становятся реальностью, так же как сказки о помолодевшем старике-любовнике, дети зачинаются не на небесах, а в пробирках, пылесосы за пять минут убирают годовую пыль, в машинах и пробках уже можно жить, а число друзей в соцсетях исчисляется тысячами, и с ними даже не нужно встречаться! Но самому главному, тому, что делает нас ненапрасными людьми, мы почти не уделяем внимания, потому что бежим совершенно в другую сторону. Если бы научиться умело управлять энергией, как делали всегда те, кто способен видеть дальше клетки, я уверена, что человечество смогло бы победить и рак. Уж я не говорю, в каком многоцветии предстало бы тогда все созданное для нас же.
– Стоп. Твой подростковый экстаз мне очень нравится, но там-то, похоже, никто ни мир, ни даже себя спасать не собирался, скорее наоборот.
– Сложно сказать, что послужило окончательной причиной для ее решения пойти в полицию, – продолжала разгоряченная Самоварова. – Я не знаю, было ли в квартире оружие, но знаю точно – она его в самом деле видела. Ох, бедная, измученная девочка… Она как ребенок, которого ходить научили, но не объяснили зачем.
Никитин присвистнул.
– Слушай, Варя… у тебя сейчас такое страдальческое лицо, будто ты ее адвокат и это твое первое дело.
– Я могла бы им стать. Но теперь… Я буду за нее молиться. Кстати, слышишь?.. Колокола звонят.
Никитин подошел к окну и распахнул тяжелую, давно не открывавшуюся створку.
– Так праздник сегодня большой.
– Сереж, скажи мне…
– Что?
– Ты правда веришь или?..
Полковник неловко улыбнулся и попытался рассмеяться:
– Ты сама как ребенок, такие вопросы задаешь! А ты? – вдруг уже совершенно серьезно спросил он вместо ответа.
– Я не знаю… Я просто хочу идти.
– И куда же, Варя?
Варвара Сергеевна откинулась на спинку стула и прикрыла глаза:
– Что ж… Пусть будет день откровений. Много лет подряд почти во всех моих снах присутствовал еще один, в самом глубоком, нижнем слое. Этот сон никогда не разворачивался полностью, и даже его очертания как будто кто-то нарочно стирал… Но он точно был! Не смея на это рассчитывать, я все-таки ждала, когда он позволит мне себя рассмотреть. Сережа, на днях я его увидела… Небольшая, плотно увитая плющом терраса старого деревянного дома. На столе наискось скатерка, в глиняном кувшине – букет срезанных утром, еще помнящих росу полевых цветов. Снаружи теплый, неспешный, щедрый на звезды вечер. Сирень и жасмин давно уже спят и разносят по саду свои самые смелые грезы. Терраса подсвечена одной настольной лампой. Я сажусь за стол, впервые за долгий цветастый день закуриваю и долго смотрю на вечер, потом в себя и снова на вечер. Я пробую примирить все то, что хранится в моих многочисленных ящичках и коробках в голове, а потом уже, сомневаясь и спотыкаясь, на чистом белом листе. Я сочиняю сказки для взрослых и хочу, чтобы последним в них словом всегда было слово «надежда».
Полковник подошел сзади и положил руки ей на плечи.
– Ну ты давай, не зависай… А главное, береги в себе это.
На столе, в унисон с колокольным звоном, принялись разрываться сразу оба аппарата.
Пришло время прощаться.
Никитин повернул Варвару Сергеевну к себе лицом, поцеловал в макушку, а потом сгреб в свои лапы обе ее руки и что-то мысленно передал пальчикам-свирелькам.
Эпилог
Сдиагнозом тяжелое нервное истощение на фоне послеродовой депрессии Галина прошла четырехнедельный курс лечения в частной реабилитационной клинике.
С помощью контрастных минеральных ванн, душа Шарко, ароматерапии, тайского массажа и белковой диеты ее психоэмоциональное состояние вернулось к норме. Помимо этого с ней работали два психолога и остеопат, о чудесном даре которого в городе ходили легенды.
На третий день предписанного ей целебного голодания Галина узнала от своей матери о гибели Мигеля.
Недолго посомневавшись, мать выложила все сразу.
Раза три вставив «я так и думала» и не убирая с лица плаксивую гримасу, мать рассказала дочери все, что ей было известно о нелепой и страшной смерти коварного изменника.
Едва она ушла, в палату к Галине, больше похожей на номер хорошей гостиницы, прискакала одна из психологинь.
Под ее контролем Галина отстраненно погрустила, вяло поплакала, слегка разозлилась, а затем подумала о том, как, выйдя отсюда, она первым делом съест большой кусок вишневого чизкейка, такого, какой они с Мигелем любили заказывать на завтрак в Ницце.
Специалист по всем известным человеческим эмоциям, ставшая за эти длинные дни почти что подругой, тотчас отметила, что это воспоминание – прекрасная точка для позитивной фиксации в сознании образа покойного.
К концу сеанса поговорили и о суетном.
Выяснив у Галины все бытовые подробности, моложавая специалист с гладким, давно отучившимся отражать собственные эмоции лицом
