– Что ты имел в виду, когда говорил, что тебе нужна помощь? – не сводя с него глаз, спросила я.
Он коротко хмыкнул, побуждая меня продолжать, и я поинтересовалась:
– О чем ты сейчас думаешь?
– Я не думаю.
– Нет, думаешь, по лицу видно.
– Ты вряд ли захочешь это услышать.
– Нет, хочу… впрочем, погоди – если ты думаешь о ком-то другом, то не хочу.
Широко распахнув глаза, он пристально посмотрел между моих подрагивающих ног.
– О, значит, скажешь мне, когда снова сможешь говорить, – слегка задыхаясь, произнесла я.
Он продолжал смотреть на меня взглядом, который до странности напоминал мне взгляд волка на жирную овцу. Я немного отодвинулась от стены, разгоняя мошкару. Джейми часто дышал; пахло его потом, мускусным и резким.
– Ты, – сказал Джейми, и его горло дернулось, словно он сглотнул. Он поманил меня пальцем. – Подойди.
– Я…
– Живо.
Я зачарованно отодвинулась от стены и шагнула к нему. Прежде чем я успела что-либо сказать или сделать, килт взмыл вверх, а большая, горячая рука схватила меня за шиворот. И вот я уже лежу на спине среди травы и дикого табака, Джейми во мне, а его рука закрывает мой рот – разумная предосторожность: с другой стороны стены раздались чьи-то голоса.
– Не играй с огнем, саксоночка, можешь обжечься, – шепнул Джейми мне на ухо.
Я елозила и извивалась, но без толку – он сграбастал мои запястья, не давая двигаться, и я лежала под ним, словно пришпиленная булавкой бабочка. Джейми медленно опустился на меня всем своим весом и шепнул:
– Ты хотела знать, о чем я думаю?
– М-м-м!
– Что ж, я скажу тебе, a nighean… – он лизнул мочку моего уха.
– М-м-м!!!
Его рука сильнее прижалась к моим губам – голоса слышались совсем рядом, можно было даже различить слова. Несколько молодых ополченцев хорошенько выпили и теперь искали шлюх. Джейми нежно сомкнул зубы на моем ухе и принялся его покусывать, щекоча кожу теплым дыханием. Я извивалась как безумная. Второе ухо подверглось такому же обращению, а когда ополченцы наконец ушли, он поцеловал кончик моего носа и убрал руку с моего рта.
– Так на чем я остановился? Ах да, ты хотела знать, о чем я думаю.
– Уже не хочу. – Я дышала часто и неглубоко, и виной тому были тяжесть на моей груди и желание. Обе причины имели равное значение.
– Ты начала это, саксоночка, а я закончу. – Джейми склонился к моему уху и медленно прошептал то, о чем именно думал. Он не двигался, лишь снова закрыл мне рот ладонью, когда я начала оскорблять его.
Джейми внезапно откинулся назад, а потом резко подался вперед, и каждый мускул в моем теле пружинил, будто резиновый.
Когда я снова смогла видеть и слышать, то поняла, что он смеется, по-прежнему держась на весу надо мной.
– Ну что, я избавил тебя от страданий?
– Ты… – прохрипела я и умолкла, не в силах подобрать нужного слова.
Он не двигался, отчасти чтобы помучить меня, отчасти опасаясь сразу же кончить. Я медленно напрягла свои внутренние мышцы вокруг него и проделала это трижды, но уже быстрее. Джейми вскрикнул и задергался, постанывая, вызывая ответную дрожь в моем теле. Выдохнув со звуком, похожим на выпускающую воздух пробитую покрышку, он лег рядом со мной. Тяжело дыша, закрыл глаза.
– А вот теперь можешь поспать, – погладив его по голове, сказала я.
Он улыбнулся, не открывая глаз.
– В следующий раз, чертов шотландец, ты узнаешь, что думаю я, – шепнула я ему на ухо.
– О господи, – сказал он и беззвучно засмеялся. – Ты помнишь, саксоночка, как я впервые тебя поцеловал?
Я какое-то время лежала, вдыхая запах пота и ощущая умиротворяющую тяжесть его тела, свернувшегося рядом со мной, и наконец вспомнила.
«Я сказал, что девственник, а не монах. Если мне понадобится помощь, я скажу об этом».
* * *Из глубокого сна без сновидений Йена Мюррея вырвал звук рога. Лежавший рядом Ролло удивленно фыркнул и вскочил на ноги, озираясь в поисках угрозы.
Йен тоже встал. Одной рукой держась за рукоять ножа, другой он коснулся пса и тихо сказал ему:
– Тсс-с.
Ролло немного расслабился, однако продолжал неслышно для человеческого уха, низко и раскатисто рычать – Йен ощущал, как вибрирует под его рукой огромное тело пса.
Теперь, окончательно придя в себя после сна, он без труда уловил движение в лесу, приглушенное, но такое же ощутимое, как рычание Ролло, – это просыпались люди, много людей, устроивших лагерь где-то неподалеку. И как он только не заметил их прошлым вечером? Йен глубоко вздохнул, но запаха дыма не уловил. Впрочем, теперь он этот дым видел – тонкие струйки поднимались в бледное рассветное небо. Много костров. Очень большой лагерь.
Через несколько секунд, закинув за спину скатку, взяв в руки ружье и приказав Ролло идти рядом, он исчез в подлеске.
Глава 51. Наступление англичан
3 июля 1777 года, гора Три мили, колония Нью-Йорк
Темное пятно пота между широких плеч бригадного генерала Фрэзера формой походило на очертания острова Мэн, каким он был изображен на школьной карте там, дома. Мундир лейтенанта Гринлифа пропитался потом и почернел от грязи, лишь на выцветших рукавах виднелся красный цвет. Мундир Уильяма был не такой блеклый – наоборот, огорчительно новый и яркий, однако точно так же облегал плечи и спину и отяжелел от выделяемой его телом влаги.
Генерал приказал взойти на гору. Уильям надеялся, что там будет прохладней, но усилия, потраченные на восхождение, свели на нет все преимущества высоты. Из лагеря вышли на рассвете, воздух тогда был восхитительно свеж – Уильяму даже захотелось пробежаться по лесу голым, словно индеец, поудить в озере и съесть на завтрак с десяток рыбешек, поджаренных в панировке из кукурузной муки, свежих и горячих.
Гора называлась Три мили, потому что находилась в трех милях к югу от форта Тикондерога. Бригадный генерал, командующий передовым отрядом, решил влезть повыше и оглядеться, взяв с собой Уильяма и инженера лейтенанта Гринлифа.
Уильяма приписали к отряду неделю назад. Командир ему понравился – добродушный и общительный, но совсем в ином ключе, чем генерал Бергойн. Впрочем, Уильяма мало заботил его характер. Он будет на передовой – только это имело значение.
Он нес кое-что из снаряжения инженера, а также две фляги с водой, помог установить треножник для осмотра местности и время от времени удерживал измерительную рейку. Наконец разведка была окончена, необходимые записи сделаны, и генерал, все обсудив с Гринлифом, отослал того обратно в лагерь. Разобравшись с делом, медленно прошелся туда-сюда, явно наслаждаясь ветерком, затем сел на камень, открыл фляжку и с наслаждением напился.
– Сядь, Уильям, – велел он, указав на камень рядом с собой.
Какое-то время они сидели молча, слушая лесной шум.
– Я знаю твоего отца. Полагаю, тебе многие это говорят.
– Вообще-то, да. А если не его, то дядю, – согласился Уильям.
Генерал Фрэзер рассмеялся.
– Семейная история – тяжкая ноша, – сочувственно произнес он. – Но я уверен, что ты
