– Но… – начала было я. И осеклась. Тысячи людей бегут, толкаются или просто стоят на месте, растерявшись и не зная, что делать. Если мы разделимся, найти друг друга будет практически невозможно; и даже думать не хочется о том, что я в одиночестве окажусь в лесу, полном кровожадных индейцев и «красных мундиров».
– Ты прав. Тогда идем вместе.
В лазарете было спокойней, но лишь оттого, что большинство больных не могли ходить. Впрочем, волновались они едва ли не больше здоровых – то и дело кто-нибудь вбегал и делился происходящим.
Тех, у кого была семья, родные уносили, едва дав им время взять вещи. Одинокие суетились между койками, пытаясь натянуть брюки или добраться до двери.
Капитан Стеббингс, разумеется, ничего подобного не делал. Сложив руки на груди, он с безмятежным видом лежал на кровати и с любопытством наблюдал за суматохой. Над ним на стене горел светильник.
– Миссис Фрэзер! – весело воскликнул Стеббингс. – Полагаю, скоро я стану свободным. Надеюсь, англичане принесут мне еды – на ужин от американцев вряд ли можно рассчитывать.
– Да, скоро вы освободитесь, – с улыбкой подтвердила я. – Вы ведь позаботитесь об остальных пленниках-англичанах? Генерал Сент-Клер не берет их с собой.
Он принял оскорбленный вид.
– Они – мои люди.
– Разумеется.
Гвинейский Дик, в полумраке почти неразличимый на фоне каменной стены, стоял у кровати капитана с тяжелой тростью в руках – собрался, по-видимому, отбиваться от мародеров. Ормистон сидел, бледный и взволнованный, и теребил завязки бинта на культе ноги.
– Мадам, они и в самом деле вот-вот придут? Армия англичан?
– Да. А вы должны как следует заботиться о своей ране и держать ее в чистоте. Нога хорошо заживает, но ее нельзя напрягать по меньшей мере месяц, а потом еще два месяца нужно будет выждать, прежде чем прилаживать деревянный протез. И не позволяйте английским докторам пускать вам кровь – вам сейчас нужна вся имеющаяся у вас сила.
Хотя он кивнул, я знала: как только на пороге появится доктор, Ормистон тут же попросит отворить ему кровь. Он свято верил в пользу кровопусканий и становился спокойней, когда я ставила ему на культю пиявок.
Я пожала ему руку на прощание и собралась уходить, но Ормистон задержал меня.
– Еще минутку, мадам.
Он потянулся к своей шее и что-то снял с нее, а потом вложил мне эту вещь в руку.
– Если вы вдруг увидите того мальчика, Эйбрама, передайте ему, пожалуйста, мой талисман. Скажите, что он убережет его от опасности.
Из темноты позади меня возник Джейми, источая нетерпение и волнение. С ним шли несколько больных, прижимая к себе пожитки. Откуда-то издалека донесся высокий голос миссис Рэйвен. Мне показалось, она звала меня. Я повесила на шею талисман Ормистона.
– Я скажу ему, мистер Ормистон. Спасибо.
* * *Кто-то поджег замечательный мост Йедутена Болдуина. Черные, словно черти, фигуры носились туда-сюда вдоль моста с топориками и ломами, отдирали доски и сбрасывали их в воду.
Джейми прокладывал путь через толпу, я шла за ним, а ко мне, вскрикивая от волнения, выводком гусят жались наши спутники – женщины, дети и несколько моих пациентов.
– Фрэзер! Полковник Фрэзер!
Обернувшись на крик, я увидела бегущего по берегу Иону – то есть Билла – Марсдена.
– Я иду с вами, вам ведь нужен тот, кто умеет управлять лодкой, – выпалил он, задыхаясь.
Секунду поколебавшись, Джейми кивнул в сторону берега.
– Хорошо, беги. Я постараюсь привести всех поскорее.
Марсден растворился в темноте.
– А остальные твои люди? – Случайно вдохнув дым, я закашлялась.
Джейми – темная фигура на фоне мерцающей темной воды – пожал плечами.
– Они ушли.
Через лес и по берегу, словно пожар, понеслись крики о том, что идут англичане. Всех охватила паника. Она была такой сильной, что даже я ощутила зарождающийся в горле крик. Я подавила его, и на смену пришла досада – сначала на себя, а потом на глупцов, что стояли позади и вопили. Они разбежались бы, будь у них такая возможность. Но мы уже почти подошли к берегу, а там было столько людей, что некоторые лодки, беспорядочно нагруженные вещами, переворачивались.
Слава богу, Марсден реквизировал большое каноэ и отвел его в сторону. Мы усадили в каноэ всех своих спутников – их оказалось восемнадцать, включая Уэллманов и миссис Рэйвен, бледную и изумленную, словно Офелия.
Джейми быстро глянул на форт – через открытые главные ворота виднелся свет костров – и перевел взгляд на люнет.
– Четыре человека стоят у пушки, наведенной на мост. Добровольцы. Англичане – по крайней мере некоторые из них – обязательно пойдут по мосту и погибнут при обстреле, а наши добровольцы скроются. Если смогут.
Он отвернулся и принялся грести.
Глава 53. Холм Независимости
6 июля, полдень
Солдаты бригадного генерала Фрэзера двинулись к заставе на вершине холма, который американцы по иронии судьбы назвали холмом Независимости. Уильям вел один из передовых отрядов и вскоре приказал людям готовить штыки. Было тихо, шуршал лишь толстый ковер из листьев под сапогами. И все же американцы наверняка знали об их приближении. Быть может, мятежники сейчас уже целятся, затаившись среди массивных укреплений, виднеющихся между деревьями?
Уильям жестом остановил отряд, надеясь высмотреть защитников форта, однако многие из задних рядов проталкивались вперед, собираясь атаковать.
– Стоять! – скомандовал Уильям, понимая, что его голос будет не менее хорошей целью для американских стрелков, чем красный мундир.
Некоторые послушались, но их тут же оттеснили в сторону те, кто шел позади, и вскоре подножие холма кишело красными мундирами. Их уже было не остановить, иначе задние ряды затоптали бы тех, кто впереди. Если американцы собирались стрелять, то лучшей возможности и не придумать.
Форт безмолвствовал.
– В атаку! – крикнул Уильям, выбросив вперед руку.
Примкнув штыки, солдаты ринулись вперед из-за деревьев и вбежали в приоткрытые ворота. Форт был пуст. Его покинули, причем, очевидно, в большой спешке. Повсюду валялись вещи: одежда, обувь, книги, одеяла… даже деньги. Но больше всего Уильяма удивило то, что американцы не позаботились взорвать боеприпасы или порох – в бочонках его было по меньшей мере два центнера! Что приятно, еду они тоже оставили.
– Почему они не подожгли форт? – спросил лейтенант Хаммонд, обводя удивленным взглядом казармы, в которых победителей ожидали заправленные бельем кровати и ночные горшки под ними.
– Бог его знает, – ответил Уильям и подался вперед, заметив, как из комнаты вышел солдат с кружевной шалью и охапкой обуви. – Эй, ты! Никакого мародерства!
Солдат бросил обувь и удрал, лишь мелькнули концы шали. Многие последовали его примеру, и Уильяму стало ясно, что он и Хэммонд не смогут удержать их от грабежа. Перекрикивая шум, он позвал прапорщика и, взяв у него ящик с документами, торопливо нацарапал записку.
– Отнеси генералу Фрэзеру, да побыстрее!
Утро 7 июля 1777 года
– Я не потерплю подобного! – Усталость на лице генерала Фрэзера сменилась гневом. Маленькие походные часы в шатре показывали пять утра, и Уильяма не оставляло странное, полубредовое
