Далеко в лесах были слышны удары молотов, ночью по всему острову горели огни.
Змеи пришли неделю спустя.
Бой колоколов и рык раковины раздался, едва на горизонте начала разливаться рассветная серость, до того, как что-то можно было разобрать. Когда небо посветлело, мы увидели, что море полно кораблями. Мачты тянулись до горизонта, и казалось, что на нас идет каждый корабль, который когда-либо плавал по этим водам. Куда ни взгляни, лопотали паруса, словно листва в лесу. Большинство из них были «волчьими», какие я видел чаще всего, но были между ними и другие: большие и плоские, немного похожие на амитрайские боевые галеры, как и они, снабженные тремя рядами весел, но на верхней их палубе стояло по четыре больших баллисты.
Весь этот флот двигался на нас, первые корабли миновали уже порт и плыли дальше. До нас донесся мрачный вой многих рогов, через миг им ответил город – гремящим голосом раковин, который, казалось, доносился из башен и от земли, а то и с неба. Был это звук, от которого живот человека начинал словно трепетать глубоко внутри, словно кожа на барабане. И страх проникал до костей.
Звук несколько мгновений висел в воздухе, а потом наступила тишина.
И тотчас отовсюду раздался звук проворачивающихся осей, вмонтированных в стены и приводимых в движение водяными колесами; поползли большие железные звенья цепей и раздалось тарахтение взводимых машин. Скрипели канаты размером с мою руку, гнулись бревна, которых я не сумел бы обнять руками. Один за другим пригибались высокие, словно мачты, плечи требушетов, поднимались огромные противовесы, колыхающиеся на подвесах, наполненных базальтовыми плитами.
– Ну, покажись-ка, molopää, – сказал рядом Ульф. Сделал круговое движение левой рукой, а правую свесил вниз, сжимая и разжимая кулак. Я понял, что он готовится деять, и непроизвольно отодвинулся. Заметил также, что он побледнел и что лицо его изменилось, как бывало всегда, когда он готовился к бою. Тогда он часто бормотал самому себе на странном языке и выглядел каким-то рассеянным.
Там, на воде, что-то начало происходить: паруса на многих кораблях развернулись, забились на ветру, и было видно, что корпуса их движутся все медленнее, и что колышутся они на волне все сильнее.
– Ну, иди к папочке, żopczino, pasi kurče… – процедил Нитй’сефни.
Корабли все плыли, а потом паруса их вдруг перестали лопотать на ветру.
– Все идут на нас, – сказал неуверенно Грюнальди. – Я вижу знаки Людей Коней, Грифонов, Медведей, Орлов, Соленой Травы и даже Воронов.
– Нет, – ответил ему Ульф. – Змеи заполучили корабли. Захватили, что удалось, на реках и вдоль побережья. Это не было сложно, каждый торчал в своем поселении, достаточно было вытянуть на берег три корабля – и все. Порешили их по одному. Ты видишь разные знаки, но на палубах только армия Аакена и отуманенные его силой пленники. Я знаю, потому что видел это.
Корабли колыхались на воде огромным полумесяцем и не стояли на месте, но ветер был слаб, а потому я едва замечал какое-то движение между ними.
Через какое-то время между сбившимися на воде кораблями показался один – небольшой, чуть крупнее лодки, подталкиваемой по воде едва ли десятком гребцов с каждой стороны, – и двинулся прямо к порту. Издали было видно, что на корме лениво развевается большой белый флажок без каких-либо знаков.
Весла входили в воду и уходили назад, а лодка плыла прямо на пирсы, совершенно не обращая внимания на растянутую между башнями большую цепь, каждое звено которой было размером с четверть ее длины.
Маленькая, ядовито-желтая птаха села на плечо Ульфа.
– Да, я знаю, посольство. В церемониальный зал.
В большом зале ранее я был едва ли пару раз. Он немного напоминал городской храм – там были такие же стройные колонны и такой же сводчатый потолок, но сюда сквозь высокие окна врывалось довольно света, а в торце его тоже стояло серебряное древо, чуть меньшее, чем в храме, и перед ним – столик и несколько стульев. Когда мы вошли, там уже находилось множество людей, а мастер Фьольсфинн сидел под деревом на центральном кресле.
Ульф уселся рядом с ним, а нам показал на сиденья под стеной, по обе стороны зала, но на том же возвышении.
Мы сидели так некоторое время, а зал заполнялся людьми: я видел, что между ними стоят Сноп и тохимоны наших кланов, важные люди города, стирсманы кораблей и командиры стражи. Они входили и становились группками под стеной, оставив только узкий проход посредине. Потом высокие двери зала отворились на всю их ширину, впуская два ряда гвардейцев в полном доспехе, с копьями в руках: они промаршировали через весь зал, топоча подкованными подошвами, а потом встали лицом к проходу и одновременно ударили древками в пол.
Нитй’сефни наклонился к Фьольсфинну и о чем-то спросил его, а тот покачал головой. Потом Ульф указал пальцем на миску с плодами, стоящую перед ним на низком столике, и кивнул в нашу сторону с немым вопросом. Я не понял, что он имеет в виду, увлеченный тем, что происходит, но Бенкей пожал плечами и кивнул, на что Ульф бросил ему круглый красный плод, а потом еще один Грюнальди, который поднял руку. А потом Ульф положил обе ноги на столик и закурил трубку.
Через центр зала, между шеренгами гвардейцев, вышагивали трое Змеев. Все с татуированными руками, покрытыми черно-красными зигзагами, какие носят на спинах местные змеи, и с волосами, сплетенными в просмоленные тонкие косички, зачесанные назад. Тот, который шел первым, не носил рубаху, а наколотые узоры были у него и на груди, и на лице. В ушах его были костяные украшения, похожие на клыки, по три в каждом. Татуирован был даже его язык, который он несколько раз высунул на всю длину, демонстрируя его стоящим по сторонам и притом тараща глаза и шипя, словно змея.
– Я пришел от великого Аакена, Владыки Змеев, жизни и смерти, создателя нового мира и учителя силы! – крикнул он, становясь перед сидящими под деревом Ульфом и Фьольсфинном. – Мы приплыли сюда за тремя чужаками, которые правят этим городом и ведут его на смерть! Пусть выйдут из врат и ступают следом за мной, и тогда мы уплывем! Если нет – змей пожрет ваш город! Мы сожжем все, даже леса, ибо ничто на земле, что сопротивляется великому Аакену, не имеет право жить! Ты и ты! – он указал на них двух пальцем. – И еще женщина, которую вы прячете. Такова цена жизни этого города! Так будет, потому что такова воля мастера Аакена, всемогущего, ибо воля его возвышается надо всеми!
Ульф на
