SNAFU…
Так говорили в армии вот уже два века. Situation Normal – All Fucked Up[4].
Традиция. Старая и обоснованная. SNAFU. Встреча теории и практики… Такое название должна бы носить и моя операция.
Вечером я сижу у постели Сильфаны, смотрю на ее прекрасный и чуждый профиль в слабом свете масляной лампадки и слушаю ее дыхание. За окном в хрустальные стекла бьется ветер, носит клубы снега по крышам. Вдали слышно, как лупят волны в скалы клифа и ломаются на пирсах аванпорта. Когда ветер утихает, я слышу, как капает вода с сосулек. Как пересыпаются песчинки в часах.
* * *План занимает весь стол. Он красивый, переливается всеми цветами радуги по тонким линиям, выведенным тушью с помощью палочек, вырезанных из тростника. Он еще пахнет красителями из желез какой-то морской твари. Только-только из скриптория. У Фьольсфинна тут есть мастерская, где он разместил нескольких своих талантливых подданных, из которых сделал монахов-копиистов. Они переписывают книги, планы, технические рисунки и еще делают карты.
– Он красив, но несколько схематичен. Видна только внешняя часть крепости с высоты птичьего полета. А я хочу видеть систему коридоров, сеть каналов и пещер.
– То, о чем я знаю, – здесь, – он придвигает в мою сторону небольшую стопку листов пергамента, исчерканных коричневыми линиями схем.
– Как это: о чем знаешь? Ты не знаешь собственный замок?
– Естественно, знаю. Те части, которые я помню, те, которые я подробно придумал и спроектировал. Программа зерна – как живое существо. Я не знаю, каким образом она дополнила отсутствующие места или где начала действовать хаотически. В тех районах, что нынче освоены, все известно, все работает как должно и отображено на этих планах. Рисунок прочих коридоров может быть случайным или плановым. Это как создание топографии дыр в сыре без разрезания его на куски. Закрытые части крепости нужно изучать как систему пещер. Я это сделаю, но пока что на это просто не было времени.
– А внутри горы? Там, куда вплывают корабли?
– Там доки, амбары, верфи, кузницы, цистерны и мастерские. Там мы делаем оружие и инструмент, проводим эксперименты над метакреацией. Это хорошо охраняемые места.
– А в этих стратегически уязвимых местах у тебя тоже есть коридоры, ведущие неизвестно куда, и случайно присутствующие проходы?
– Заблокированы, закрыты и под охраной.
– А газовые и водоснабжающие системы? Их переводят на консервацию?
– Нет. Они не требует обслуживания, нам просто нужно знать систему затворов.
– Затворами мы пока что заниматься не будем, – отвечаю я, глядя на план и пытаясь локализировать угол между стеной и тем местом, где я нашел таинственную дверь.
Я уперся рогом.
Уперся рогом, зацепившись за совершенно никчемушные, казалось бы, обстоятельства – какие-то двери в стене, какого-то альбиноса, какие-то слухи и предчувствия, надписи на стенах. Потому что не мог вынести бездействия. Чувства загнанности. Ожидания. Зимней мертвенности, что замораживает даже войну. Тут невозможно вести операции большего масштаба, чем наша вылазка в Долину Скорбной Госпожи. Тут никто не ведет войну зимой: это невозможно. На их технологическом уровне, когда война в конечном итоге сводится к рукопашному бою людей с оружием из железа, снабжение – замкнутый круг. Войско должно есть, должно греться. Кормить животных, а потому ему необходимы лагеря. Которые везут на ослах и волах. А тягловые животные, как и лагерные обитатели, нуждаются в фураже, еде, воде и обогреве. Поэтому необходимы лагеря для лагерей. Армия вымерзнет в палатках, застрянет в снегу. Всякий марш приведет к потерям, сравнимым с битвой. Потому зима – нулевое время. Перерыв. Можно спрятаться с припасами под сухую крышу, греться у огня и ждать. А у меня нет времени ждать. Я не могу вынести звука капель, падающих с сосулек.
Потому мы займемся уничтожением пятой колонны в Кавернах. Поиском проблем. Просачиванием за скрытые двери. Исследованием закрытых кварталов. Пусть что-нибудь случится. Может, удастся кого-нибудь спровоцировать.
– Фьольсфинн, нам нужно снаряжение для исследования пещер. Приготовь больше биолюминесцентных фонарей, перевязочного материала и подумай о какой-то системе коммуникации и слежения. Мне нужно оборудование для наблюдения, то, что позволит слышать сквозь стены. Запусти магию и что-нибудь придумай. Ноктовизоры, камеры, направленные микрофоны. Что-нибудь для нейтрализации магии. Филар и Н’Деле, берите смену одежды и оружие, которое легко спрятать. Возьмите воду онемения и пару нетопырей. Теперь ваши легенды: вы оба хотели остаться в Ледяном Саду. Филар, ты – амитрай и почитатель Подземной Матери. Тебе не нравится, что обитатели Сада нарушают Кодекс Земли, что тут процветают индивидуализм, торговля и распущенность. А более всего раздражает тебя мастер Фьольсфинн, который ненастоящий Деющий. Сад безбожен и всякое такое, а ты ищешь настоящую религию. Попытка обратить тебя в веру в Сад для тебя – оскорбление. Ходи по тавернам, пей только отвары, ругайся и жалуйся. Повторяй всем, что в Амитрае все по-другому: люди богобоязненны, знают свое место, равны перед богиней, что храм справедлив, что пророчица творит чудеса, исцеляет – ну, всякое такое. Ты эту чепуху знаешь лучше меня. Теперь Н’Деле. Ты – наемник, ищущий работы. Хотел стать Братом Древа, но не прошел испытания. Может, тебя не изменило, но ты болен. Видишь кошмары, слаб как дитя, болит у тебя внутри. Может, какие-то видения. Считаешь, что Фьольсфинн тебя обманул, его обещания найти лекарство – ложь, и ты ищешь настоящего целителя. Деющего медика, который поставит тебя на ноги. А кроме того, ты горишь жаждой мести.
– Я захвачу мой посох шпиона и нож следопыта, – спокойно говорит парень. – Больше мне ничего не нужно.
Глава 5
Каверны и Носитель Судьбы
Есть города, как из злата,
и злата холмы – что город,
леса, где тайна укрыта,
покой на светлых озерах.
Крепости есть, как скалы,
скалы – как замки в небо,
легенды Круга Земного
увидишь – и быль, и небыль.
Есть реки, что неба шире,
пути есть, быстры, как реки,
но одинокому долго
к счастью идти в мире.
Песнь скальда, Побережье ПарусовКогда месяцы назад случайно встреченный на реке корабль, на который я нанялся гребцом, привез меня в Ледяной Сад, начался довольно странный отрезок моей жизни. Все стало двойственным и размытым, будто я всякий миг выбирал путь, стоя на перекрестке. Прежде всего, я был – и не был – похищен. Правда
