Но что-то во мне изменилось. Я уже не чувствовал потерянности и неуверенности. Ждал знака. Знал, что раньше или позже встречу Странника, упавшего со звездой. Я уже не пересчитывал по кругу новозаработанные деньги, не складывал их стопками и не прятал внутри посоха шпиона. Просто бросал их в неиспользуемую миску для супа, что стояла на самой высокой полке и которую было непросто заметить. Я уже понял, что для меня есть кое-что поважнее.
И именно тогда они до меня добрались.
Был мерзкий ветреный день, по небу ползли рваные свинцовые тучи, весь день было сумрачно, холодно и как-то тяжело. Я возвращался с работ глубоко внутри крепости, в горе, где несколько дней носил тяжелые, вонючие пласты сала морсконей и плоскуд, отрезанные широкими клинками на массивных рукоятях, что напоминали копья для борьбы с конницей, – из кусков этих вытапливали морское масло. Я то носил на плече куски, то резал, стоя в крови и жиру, а то мешал в больших булькающих котлах, где бело-красные куски медленно топились, образуя вонючую жидкость, что потом становилась маслом для ламп, смазкой для осей и многим другим.
За шесть дней мы перетопили все сало с подвод. Я снял тяжелый, вонючий кожаный фартук и теперь возвращался домой, богаче на девять шелягов, полагая, что не наймусь ни на какие работы в ближайшие три дня.
Город выглядел так, словно вихрь вымел с улиц всех его обитателей. Исчезли девки и торговцы с тележками, даже стражников было меньше – стояли они перед воротами или в подворотнях, укутанные в шерстяные плащи по самые уши, и опирались на копья. Только изредка кто-то пробирался мокрой мостовой, сжимая в горсти раздуваемые края плаща или капюшон, и сразу же нырял в какую-то из дверей.
Море было грозным, почти черным, поблескивало белыми гривами, пахло солью, водорослями и штормом. Громыхание и шипение волн, разбивающихся на укреплениях портов, было слышно даже в Кавернах. Ветер катил по улицам сломанные бочки и корзины, теребил рваные тряпки и мусор.
Я думал лишь о миске горячего супа, а потом о бане в «Волчьей Лежке», горячей, словно пустыни Внешнего Круга, а еще о том, что неплохо было бы взять туда кувшин морского меда и, может, встретиться с какой-нибудь из гулящих девок, что живут в нашей гостинице. А еще о моей комнатке, свете лампы, чарке отвара и о свитке.
Я не допускал, что они могут меня поджидать. Пошел напрямик, сам не зная, что выберу именно этот переулок. Полагаю, они следили за мной с самого утра и шли за мной, едва я покинул масловарню. Просто решили, что я оказался там, где они и хотели.
Улочка была узкой, каждые пару шагов поднималась ступенькой и бежала между стенами домов, в которых почти не было окон. То и дело ее пересекали поперечные, еще более узкие переулки на задах таверн и домов. Тут громоздились битые кувшины, бочки и корзины, лежал мусор. Если бы я прошел по ней до конца, то уперся бы в крепостную стену и вышел бы на улицу вдоль стены, потом свернул бы еще трижды и попал бы к задним дверям «Волчьей Лежки». Таковы были мои намерения.
На самом деле сумел я пройти только часть пути. Когда добрался до перекрестка с очередным закоулком, ветер, дующий в лабиринте, дохнул с такой силой, что я остановился и сделал два шага в сторону, влекомый напором воздуха. Именно потому снаряд из пращи разминулся с моей головой. Несмотря на отдаленный рык волн и завывания ветра, я отчетливо услышал яростное пофыркивание мальчугана. Это уже были не шутки. Попади он в меня, расколол бы мне череп. Я резко обернулся, но не увидел никого, а в густеющей тьме что-то мелькнуло между воротами и переулком, издав писклявый, раздражающий хохоток.
Еще один камень – кинутый рукой – прилетел спереди. Я увидел его очертания и сумел уклониться. Снова услышал топот среди теней и хихиканье. Кусок скалы со стуком покатился по брусчатке.
В тот день со мной была окованная железом палка, более удобная на этих улочках, чем посох шпиона, и еще нож следопыта, с которым я не расставался. Но больше оружия у меня не было. Трубка, наполненная отваром из лютуйки, при таком-то ураганном ветре не пригодилась бы. У меня в голове мелькнуло, что нынче – худший день для засады из возможных. Я был уставшим, у меня болели все мышцы, а к тому же еще этот ветер – выл в ушах и высасывал все силы.
Я двинулся вперед. Снова услышал хихиканье и топот. Махнул палкой, но та лишь пронзила воздух. Это были те, помладше. Должны были меня дезориентировать и отвлечь, но опасней всего были те, кто постарше. Детишки станут бегать вокруг меня, бросаясь чем ни попадя или пытаясь ткнуть меня, но открыто не нападут. И пока я не мог даже сообразить, сколько их собралось.
Две нечеткие фигуры вынырнули впереди, между бочек и корзин. Я крутанул в руке палку, ухватив за один конец и направив в сторону нападавших другой, окованный. Знал, что нельзя оставлять без внимания меньших, что бегали вокруг. Правила драки с несколькими противниками говорят, что таких необходимо выбить первыми. Противник посложнее заберет больше времени, и тогда такой вот малец может воткнуть тебе нож в бедро или подрезать сухожилия. А прежде всего – нельзя стоять на месте и нужно беречь спину. Снова кто-то проскочил мимо – и снова подальше от палки, но резанул меня, пробегая, и зацепил рукав куртки. Клинок скользнул по кожаной повязке, которую я носил под одеждой, не причинив мне вреда. Вокруг слышались топот и хихиканье.
Я сумел заметить, что впереди стоит тот, с черепом, покрытым крючками: они то и дело вставали дыбом; рядом был мой любимчик, с лицом, прикрытым суконным капюшоном.
Я не намеревался отступать перед ними: пока я стоял на перекрестке, они могли бегать вокруг меня, а в узком переулке это не будет настолько уж легко. Они не сумеют быстро отскочить. Я уже дрался с наемными убийцами, амитрайской тяжелой пехотой и конницей на колесницах. Не думал, что могу пасть от руки нескольких подростков в этом странном, отлитом из камня городе.
Как я помнил, пророчество тоже не обещало мне такого конца.
И тогда меня облили.
Кто-то сзади плеснул на меня чем-то вонючим и ледяным.
Топот и хихиканье.
Еще один плеснул спереди, но я уклонился, прикрываясь рукой.
Жидкость стекала дымящимися каплями, а падая на камень, начинала выстреливать небольшими огоньками.
И тогда я понял: они облили меня драконьим маслом. Адским горючим, которое я
