Он махнул ладонью, разгоняя дым, и несколько фигур со скрипом передвинулось.
– То, что ты ищешь, – это человек. И не человек. Как и твой враг, о котором я говорил, тот, живой демон. Но этот как бы его противоположность, хотя происходит из той же бездны вне мира. Этот силен иным образом. Порой его слабость – это его сила. Ты ищешь Странника. Вокруг него сплетаются линии судьбы. Кровь соединяет его с полем Звезды. Обычно означает оно тоску по неизвестному, которую вы там, на Юге, не ведаете, а у нас здесь такое в крови, потому нам приходится бросаться в море. Но это может означать и нечто совершенно иное. В этом Страннике много удивительного. Он чужак и мало понимает, но быстро учится. Порой смотрит и не видит, потому что смотрит другими глазами. Порой он непобедим, а порой слаб как дитя. Прибыл издалека, но плыл не по морю. И не шел сушей. Как и тебя, его привела звезда. Та самая звезда севера. Звезды порой падают. Он тоже упал. Да. Выплюнули его звезды.
– Почему я должен его найти? – спросил я.
– Потому что тогда ты можешь соединить свою судьбу с его. Тебе не придется искать путь – просто иди за ним. Странник желает того же, что и ты. Вот только в отличие от тебя он может это сделать. Может свалить Королей Бездны. Ему понадобится лишь лед, огонь, кровь и гнев. Ему придется свести войну богов на землю.
– Поможет ли это Матери? – я указал на фигурку женщины с ребенком на руках, укутанной в плащ.
– Мать связана кровью с полем Края и полем Победной Силы. Окружают ее враги. Ей некуда идти. На этом поле она не выживет. Она должна оказаться на другом поле: Сада, Леса или Дома. Но тот, кто меряется силами с Королями Бездны и начинает войну богов, может такое совершить, если получит помощь – если не погибнет, если справится. Так выглядит, парень, ветка судьбы сейчас. Но линии ведут к Страннику, тому, кто может за миг спутать эти линии снова. Он даже не знает об этом. Из рук его, возможно, выйдет расклад, в котором Мать стоит на поле Сада или Леса. Мудрец, который посоветовал Матери, чтобы выслала тебя к нему, именно на это и рассчитывал.
Я взглянул на старика и заметил, что вот уже какое-то время он не смотрит на доску.
– Где этот человек? – спросил я.
– Он умер, парень. Далеко отсюда. В горах.
– Умер?..
– Да. Но скоро он проснется. Возможно, просыпается как раз сейчас. Нужно время, чтобы он очнулся и добрался сюда. Нужно терпение. Он прибудет.
– Умер, но прибудет?..
– Это предсказание, сыне. Оно всегда неясно. Скажу тебе лишь, что порой можно умереть разными способами и бывают дороги между мирами живых и мертвых, которыми не всякий может пройти.
Он тяжело откинулся на лавке, оперся о стену. Слабый свет пал на его лицо, и я увидел, что единственный его глаз приугас, по лицу поползли морщины, и оно приобрело нездоровый восковой цвет. Из носа Вороновой Тени потекла струйка крови. Он поднял трясущуюся ладонь и вытер лицо, оставив багровую полосу поперек щеки.
Дым, все время клубившийся над доской, вдруг разошелся, оставив лишь резкий смолистый запах.
– Подай мне руку, – прохрипел Воронова Тень.
Я протянул руку, обернутую пропитанной кровью тканью. Он встряхнул головой, словно собака, а потом с усилием выпрямился и развернул ткань, бросив ту прямо в камин. Рана чуть присохла, но я знал, что, если шевельну хотя бы пальцем, она снова откроется и начнет кровоточить. Не была слишком глубока, но пройдет неделя, прежде чем я смогу пользоваться рукой – если, конечно, она не воспалится.
Старик снова сунул руку в сумку, достал оттуда две бутылочки и баночку, заткнутую пробкой. Жидкость, которую он плеснул мне на рану, была рубиново-красной, но прозрачной, как хорошее вино, а не густой, как кровь. Запекло так, что я непроизвольно содрогнулся. Старик зачерпнул белую, похожую на жир мазь и одним движением покрыл рану. Жечь перестало, я почувствовал ледяной холод. Он же взял узкую полоску из чистой ткани, которую намочил в еще одной жидкости, на этот раз желтой и густой, словно мед, а потом крепко перевязал мне ладонь, оставив сверху лишь большой палец, создав нечто похожее на перчатку. Ткань крепко прилегала к коже и казалось, что не должна бы раскрутиться или отпасть.
– Завтра утром можешь снять, – сказал он. – Не раньше. Повязка прилепится, а ты всунь нож и перережь ее, только потом сорви. А теперь ступай. Я ничего больше тебе не скажу. Я должен отдохнуть.
Я вышел на пустую уже улицу, что вела на Каменное Торжище. К железной решетке у ворот меня сопроводили двое воинов, закрывших за мной на ночь калитку. Перед гостиницей еще стоял один слуга, очень высокий и стройный кебириец, носящий, несмотря на холод, кожаную безрукавку. Он опирался на солидную дубину с окованными концами, а у пояса его висела кривая сабля. Я взглянул на него со внезапной надеждой, но увидел только чужое лицо. Лицо цвета полированной меди, красивое и дикое одновременно, с идущей через нос и щеки черной полосой, покрытой белыми точками, поблескивающее тигриными глазами, но, несомненно, чужое. Это не был мой друг. Просто какой-то кебириец.
Каменная улица сверкала после дождя, на ней горели все фонари, не как в Кавернах, к тому же перед «Морским Пахарем» пылали две миски с маслом. Купеческая гостиница готовилась к ночи, как всегда, вооруженная до зубов и уверенная в себе.
Всю дорогу домой я крутил в голове слова предсказания и размышлял над ними. Не мог понять, верю я или нет. Я услышал вещи, которые подходили к моей ситуации и имели смысл, – но, возможно, такое умеет любой предсказатель. Возможно, я услышал то, что хотел услышать, а одни и те же слова можно воспринимать по-разному. А может, я просто дал обобрать себя до нитки.
И чем сильнее я думал над теми словами, тем сильнее они западали мне в память.
Я шел, погруженный в мысли, не слишком отдавая себе отчет, куда я направляюсь. Несмотря на темноту и дождик, на улицах все еще было
