– суки, коты специально приходят к Артуру, улучают момент, когда Роми Зотто нет рядом, – и начинааается. «О великий Артур, герой и спаситель, мы пришли слушать про твои подвиги, почти нас своим высочайшим вниманием!» Поразительно, да – откуда у них этот язык? Почему, скажем, хорошо знакомые нам кролики Яси Артельмана разговаривают, как слабоумные кролики, а эти чешут таким вот образом? Мы вернемся к этому вопросу, когда речь снова пойдет об Арике Довгане (заранее скажу: нет у автора никакого ответа, просто, как писала Татьяна Толстая, «такое им вышло последствие», но Арик Довгань по просьбе своего дружочка Чуки Ладино, главы тель-авивского генштаба [ну, какой сейчас генштаб? Главы тель-авивского чего-то] пытается что-то такое изучать, а кроме того, все животные ото дня ко дню говорят все лучше и лучше, но чтобы вот так чесать – это только коты и еноты); а пока поглядите, как бедный дурачок Артур, сам ненамного больше крупного кота, заводилы, гордо вскидывает благородную головушку и рассказывает, что буквально позавчера они с Роми Зотто гуляли по лужку для вольного выпаса (фиг туда пускают кого гулять, дебил), а там собирала цветы Мири Казовски (ах, Роми Зотто, Роми Зотто, вот ты и выдал себя), а из-под куста на нее выпрыгнула огромная змея и оплела ей шею и стала Мири душить, но тут Роми Зотто подскочил и схватил змею за хвост и сорвал у Мири с шеи, а Артур затоптал змею насмерть, а Роми Зотто отнес напуганную Мири на руках в лагерь, а Мири поцеловала его в щеку, только тссссс, об этом никому нельзя рассказывать. Коты в восторге, коты хотят подробностей. Большой ли букет успела собрать Мири? Какого цвета была змея? А главное – как же это она не оплела тоненькие ножки Артура, не повалила его на землю и не задушила? Нет, Артур, конечно, очень сильный, но что-то тут не сходится, нет-нет, они ни на секунду не думают, что Артур врет, они просто хотят представить себе эту героическую сцену во всей красе – так какого, значит, цвета была змея?.. Тут происходит то, что с бедным Артуром происходит каждый раз, когда он пытается думать о позавчерашнем, или позапозавчерашнем, или позапозапозавчерашнем дне – а иногда и просто о вчерашнем: выясняется, что в голове у него темно и как-то нехорошо, густо и вязко, и главное – сейчас-сейчас, сейчас он напряжется, немножко напряжется и все вспомнит, вот сейчас он немножко напряжется, вот сейчас… И начинается то, ради чего коты доебываются до бедного крошки Артура: он принимается переступать ножками на месте, и мотать головой, и пыхтеть, как еж, и ржать тоненьким голосочком, и все это так похоже на настоящую лошадь и так уморительно, что коты приходят в полный восторг: «Давай, Артур, ты сейчас вспомнишь, Артур, давай, давай!» Где же в этот момент Роми Зотто? Отлучился, Роми Зотто каждые пять минут бегает сказать своему другу доктору, что они с Артуром тут, стоят в очереди в мирпаа, пусть доктор не волнуется, они не уйдут! Тем временем у Артура в голове, в темной вязкой мути, как будто начинают проскакивать маленькие такие искры, ну сейчас же он вспомнит, ну вот сейчас – на губах у Артура показывается пена, очередь, успевшая обласкать крошечную лошадоньку и забыть о ней, наконец замечает неладное, а тут еще и коты как заладят: «Ой, Артур, что с тобой? Артур, тебе плохо, да? Тебе плохо? Хеврей
[101], Артуру плохо!..» Прибегает Роми Зотто, бросается трясти Артура и топать на котов ногами, коты заходятся кряхтением: кхе-кхе-кхе с открытой пастью, кхе-кхе-кхе – смех, коты теперь умеют смеяться, коты и еноты. Роми Зотто коты не боятся, но тут от очереди отделяется очень черный, очень худой человек, держащий за руку маленькую девочку. Коты явно знают этого человека, коты давай вылизываться, смотреть по сторонам, кто-то просто убегает. «Маспик»
[102], – говорит черный человек. Один из котов, правда, взгляда от этого человека не отводит, вылизывает себе лапу и смотрит в упор, говорит: «Какая хорошенькая девочка», – а на лапе все когти выпущены и так поигрывают слегка. Черный человек смотрит на кота, а кот на черного человека; остальные коты как-то вдруг тоже подтягиваются, а к черному человеку из очереди присоединяется еще один черный человек, стоявший у выхода из мирпаа, поджидавший кого-то. Роми Зотто подхватывает Артура под живот и, кряхтя, тащит вперед – очередь вроде продвинулась, у Артура перестала идти пена изо рта, Артура немножко знобит, Роми Зотто гладит его шелковую спинку, ну все, ну все. Роми Зотто клянется, что никогда больше не подпустит к Артуру котов, а если коты придут, когда Роми Зотто нет рядом, Артур должен на них копытами вот так, вот так (топает); Артур тоже топает, Роми Зотто тоже топает, Артур тоже топает, Роми Зотто начинает хохотать, Артур начинает ржать, очередь начинает шипеть и огрызаться, выходит доктор Сильвио Белли, велит Роми Зотто успокоиться и оставаться снаружи, забирает Артура в мирпаа.
Итак, осмотр. Сделать, понятно, ничего нельзя; во вмятину, оставленную балкой за ухом у этой пародии на лошадь, поместится хороший апельсин; самое интересное – что он вообще разговаривает, вот в чем дело: от зоны Брока явно ничего не осталось, ах, тут бы МРТ, но для МРТ надо отправлять Артура в ветлагерь, а доктору Сильвио Белли совершенно не хочется отправлять Артура в ветлагерь, Артура там захапают, а доктор Сильвио Белли хочет его себе – зачем? Ну, есть причина, о которой даже проницательный доктор Сильвио Белли никогда не догадается: маленькому мальчику Сильвио Белли нравится маленькая лошадка; но существует причина поважнее, и взрослый, рефлексирующий Сильвио Белли хоть и без удовольствия, но отдает себе в ней отчет: это сцена, достойная «Капричос», – старый обрюзгший эскулап видит себя в слабоумном молодом жеребчике, который, как в хорошем фрейдистском сне, мелковат. «Нет нужды предупреждать публику, не вовсе невежественную в искусстве, что ни в одной из композиций этой серии художник не имел в виду высмеять недостатки какого-либо отдельного лица». Какой могла бы быть подпись? «Даже так он не разглядит себя: Пусть он светит в эти глаза сколько угодно; все, что он видит, – это собственные страхи». Это все глупости, глупости, ничего похожего, он, доктор Сильвио Белли, в полном порядке, нет у него этих лицевых тиков, нет нарушений памяти, нет подворачивающегося от тремора заднего левого копыта, не смотри сюда, зачем ты себя мучаешь? «Будем наблюдать», – говорит он Роми Зотто и с тех
