– Если возложу я на тебя руки свои, ты тоже пустишься в пляс, – провозгласил он. – Но если дашь мне немного денег, я оставлю тебя в покое.
Собрав всю отвагу в кулак, Фрейзе шагнул к юноше.
– Это – расследователь Ордена Тьмы, назначенный самим папой римским, – размеренно проговорил он. – Ты не тронешь его, а он не даст тебе денег.
Паясничая, юноша выбросил вперед руку. Указательный палец остановился в дюйме от толстой шерстяной рясы Луки.
– Стоит мне только дотронуться до него, и он пустится в пляс и будет плясать без остановки, – ухмыльнулся он. – Так и передай Его Святейшеству, вместе с моими наилучшими пожеланиями.
Лука не дрогнул, он смотрел на юношу долгим изучающим взглядом.
– Пожалуйста, не угрожай мне, я не желаю тебе зла. Но я хочу знать, почему вы танцуете, я хочу излечить вас и вернуть к нормальной жизни. Я здесь, чтобы помочь вам, если будет на то воля Бога. Мне даны указания помогать вам по мере моих сил и умений.
Молодой человек тряхнул головой и резко сел на ступеньки крыльца.
– Никто не в силах помочь нам, ибо мы прокляты, – сказал он. – Прикоснусь к тебе, и проклятие падет и на тебя.
Ничего больше не добился от него Лука: затрещала, словно рассыпавшийся горох, барабанная дробь, и люди на площади начали шевелиться и прислушиваться.
– Вернемся на постоялый двор, – с дрожью в голосе прошептал Фрейзе. – Они вот-вот снова начнут.
– Боишься, что мы тоже к ним присоединимся? – спросил Лука. – Только потому, что кто-то бьет в барабан и терзает скрипку?
– Не знаю, – простонал Фрейзе. – И знать не хочу. Пойдем, Воробушек. Слишком велик риск, что они снова примутся за старое.
Лука согласно кивнул, и они направились к гостинице, как вдруг скрипач – маленькая тщедушная фигурка в разодранном плаще – выскочил, словно из-под земли, и преградил им дорогу. Прижав скрипку к подбородку, он широко улыбнулся, приподнял изодранную в клочья шляпу, откинул полы черного плаща, взмахнул смычком и ударил по струнам. Скрипка завыла – визгливо, предостерегающе.
– Господа, – вкрадчиво произнес музыкант. – Не желаете ли послушать премиленькую песенку?
– Пойдем! – Фрейзе вцепился в Луку и потащил его мимо скрипача к спасительным воротам постоялого двора.
Но – поздно. Загрохотал призывным стаккато настойчивый барабан, полились задорные, разухабистые звуки неунывающей скрипки, люди повскакали на ноги и бросились в омут танца.
– Быстрей! – завопил Фрейзе, до смерти напуганный тем, что ноги его принялись отбивать чечетку, а в голове все настойчивее и настойчивее зазвучали ритмы разудалой плясовой, такой знакомой и такой манящей. – Давай же!
Лука и Фрейзе, рука об руку, помчались к постоялому двору. Но закружившаяся в диком вихре толпа бросилась им наперерез. Луку схватили за руки, Фрейзе за пояс и потащили их в хоровод. Лука вырвался, ринулся к гостинице, и следом за ним, отпихнув навязчивого танцора, помчался Фрейзе.
Двери гостиницы распахнулись, и на площадь, словно воин из осажденного замка, выпрыгнула Изольда. Зажав уши и склонив низко голову, она решительно кинулась в самую гущу толпы навстречу Луке. Пояс ее крепко охватывала веревка, которую постепенно разматывала Ишрак. Плясуны, найдя новое развлечение, стервятниками налетели на нее. Они теребили и толкали ее из стороны в сторону, перебрасывая, словно мячик, но Изольда, с боем отвоевывая каждый шаг, упрямо двигалась к Луке.
А Луке и Фрейзе приходилось несладко: вездесущая улыбающаяся толпа обступила их плотным кольцом и затягивала в водоворот танца. Танцоры висели у них на руках, хватали и дергали, волочили за собой, но друзья, обнимая друг друга за плечи, пробивались вперед, к Изольде. Лука, озираясь на пустые, но сияющие глаза и хищные улыбки полонивших его мужчин и женщин, с ужасом чувствовал, как его медленно, но верно засасывает в танцевальную пучину: ноги дрожали, музыка завораживала, сердце перестукивало в ритм барабанной трели, и неодолимое желание танцевать росло и крепло в нем с каждой секундой. Ему казалось, он идет ко дну, тонет, захлестнутый яростной волной прибоя, и он, как утопающий за соломинку, мертвой хваткой впился в плечо Фрейзе.
– Фрейзе! Я больше не могу!
Фрейзе сграбастал Луку могучими ручищами, подталкивая его к Изольде, к спасительным воротам постоялого двора, и неожиданно проорал ему в лицо:
– Длина поля пятьсот футов, ширина – семьсот футов, какова площадь земельного участка в акрах?
– Чего? – захлопал глазами Лука. Даже танцоры застыли, сбитые с толку несообразным вопросом Фрейзе.
– Длина поля пятьсот футов, ширина – семьсот футов, какова площадь земельного участка в акрах? – во всю глотку завопил Фрейзе. – В арабских цифрах.
Лука задумчиво моргал, пока в голове его происходили вычисления. Ноги его перестали дрожать.
– Восемь целых три сотых, – ответил он.
– Хватай Изольду! – скомандовал Фрейзе.
Лука, очнувшись от колдовского забытья, протянул руки, Изольда стиснула их крепко-накрепко и рванула к себе. Фрейзе подтолкнул его в спину, брат Пьетро и Ишрак налегли на веревку, и они все втроем, спотыкаясь, доковыляли до гостиницы. На одно лишь мгновение распахнула хозяйка двери, и они ввалились в прихожую.
Изольда и Ишрак захлопнули двери, брат Пьетро задвинул тяжелый засов.
– Господь Всемогущий уберег меня, еще бы чуть-чуть, и мне бы несдобровать. – У Луки, бледного и растерянного, перехватило дыхание. – Господь да благословит тебя, Фрейзе. Если бы не ты, я бы сейчас танцевал да водил хороводы.
Подолом холщовой рубашки Фрейзе вытирал пот, градом катившийся по его лицу.
– Господь уберег нас обоих. Никогда прежде не испытывал я ничего подобного. Такое чувство, что ты начисто лишился воли, что ты сам не свой.
Но рокот барабана и ликующая музыка прорывались даже сквозь наглухо закрытые двери. Ноги Фрейзе начали отстукивать ритм. Юноша испуганно сжал руку Луки.
– Пойдем в заднюю комнату. Подальше от этого чертова барабана.
Изольда тоже взяла Луку за руку, и они, покачиваясь от усталости, вошли в зал таверны, выходящий окнами на конюшню. Запах навоза и прокисшего эля ударил им в нос. Два пожилых горожанина взглянули на них поверх пивных кубков, изогнутых в виде рога, и отвернулись.
– Итак, образование – ненадежный заступник? – У Изольды теснило в груди.
– И быть мужчиной недостаточно, чтобы не пуститься в пляс? – уточнила Ишрак.
Лука, хватая ртом воздух, помотал головой:
– Ни то, ни другое ничего не значат. Ты просто теряешь рассудок и самоуважение. Ноги заменяют тебе разум. И ничего с этим не поделаешь. Ты слышишь песню. И вроде бы ты не знаешь слов, но она кажется такой знакомой и сладостной. Она проникает тебе в уши, она льется из твоего горла, но в голове твоей пустота, и ты не понимаешь, что ты творишь. Ты будто одержим.
Лука обернулся к Фрейзе:
– Почему ты задал мне задачу? О площади участка? С чего вдруг тебе потребовалось его узнать?
– Я хотел вправить тебе мозги, – признался Фрейзе. – Хотел, чтобы ты взялся
