Лука наблюдал, как отряды воинов лорда Варгартена выстраивались в шеренги во дворе замка. Жалкое зрелище они являли собой: плохо вооруженные, расхлябанные. Слуги и желторотые мальчишки суетились возле них, совали тем, у кого не было ни мечей, ни даже кинжалов, заостренные колья вместо пик, ножи и деревянные топоры.
– Знаю, знаю, о чем ты думаешь, – прогудел лорд Варгартен, отрывая Луку от созерцания неразберихи, творившейся на крепостном дворе. – Сборище прохвостов и дуроломов. Но в наших местах уже несколько десятилетий как установился мир, и я не могу постоянно содержать армию в полной боевой готовности. Да и плясуны эти бросятся врассыпную, как только нас увидят. Думаю, до сражения дело не дойдет. Кстати, эти болваны и мошенники ребята хваткие и всегда охочи до драки.
– Никаких сражений! Надеюсь, мы все уладим мирным путем, – воскликнул Лука. – Я хочу привести их к Божьей благодати, призвать к покаянию. Обездвижьте их, пусть священник поговорит с ними. Я должен выяснить, что принуждает их танцевать. Я должен понять, как излечить их.
– Пробовал когда-нибудь, – усмехнулся лорд, – уговорить шайку танцоров спокойно постоять на месте?
– Нет, – признался Лука. – Я новоиспеченный расследователь. И никогда прежде не встречался с танцорами. Мой писарь брат Пьетро считает их одержимыми.
Властитель замка нахмурился, склонил на плечо голову и оглядел Луку с головы до ног. Таким же взглядом он обычно смотрел на резвящихся на поле жеребят-стригунков, решая, выйдет ли из них толк или они на всю жизнь останутся тощими и бестолковыми несмышленышами.
– Армию вел когда-нибудь в бой? Видел, как бьются в схватке?
Лука замотал головой:
– Рабовладельцы-оттоманы напали на мою деревню, но меня там не было, я был совсем ребенком.
– Ты бы все равно ничего не смог сделать, они непобедимы, – с горечью заметил лорд. – Но верю я, придет время, и армия христиан бросит вызов неверным. Возможно, юный граф Влад из Валахии станет первым, чьи воины выстоят под натиском оттоманов. Дай, Боже, сил ему и направь руку его разить безжалостно. Долго держался Константинополь, ибо отступать было некуда.
– Они забрали моих отца и мать, – стиснув зубы, сказал Лука. – Если бы я был там тогда, когда они налетели на деревню, я бы сражался. Бился бы с ними, защищая свою мать. Надеюсь, хоть что-нибудь, но я бы сделал, не позволил бы им уйти, не расквитавшись с ними.
Лорд Варгартер понимающе кивнул и хлопнул его плечу, выражая неуклюжее, грубоватое сочувствие.
– Не сомневаюсь, – сказал он. – И все же следует признать, что вплоть до сего дня ты ни разу не обращал врагов в свою веру и не бился с ними?
– Я много чего повидал – ужасающего, странного. Я составлял отчеты.
– Но никогда не действовал напрямую?
– Нет.
– Тогда поверь мне на слово. Намного проще взять кого-нибудь за шкирку и выбросить пинком за дверь, чем договориться. Напрасный труд – молоть языком, убеждать кого-то, раскрывать перед ним душу. – Лорд Варгартен презрительно сощурился. – Моя жена не просто так считает, что их надо утопить. Она выражает мнение большинства. Чего уж проще – пустить их на корм рыбам. Быстро и гладко. Решение окончательное. А я такой же человек, как и все, я тоже предпочитаю окончательные решения.
Лука отчаянно затряс головой.
– Вы – предводитель этих людей. Ваши решения должны быть верными, а не самыми простыми и быстрыми.
Лорд усмехнулся.
– Откуда ты такой взялся? Да где же ты видел лорда, который бы поступал вопреки своим интересам и упускал бы из рук выгоду? Каждый в этом мире – и лорд, и нищий попрошайка – думает только о себе, стремясь устроиться в этой жизни как можно лучше и проще. Да ради других никто и палец о палец не ударит. С чего вдруг?
– С того, что вы – богаты, – смиренно ответил Лука. – Образованны. В ваших руках власть, и власть эта дарована вам Богом. Вы как пастырь с овцами. Вы должны заботиться об их безопасности. Вы руководите ими, они же платят вам преданностью. Вы стремитесь быть справедливым лордом, а не тем, кто лишь пользуется своей властью над людьми.
Лорд Варгартен хмыкнул:
– Да люди для меня ничего не значат, и остальные лорды думают так же. Люди эти – овцы, как ты верно заметил, я стригу их и режу на мясо, как домашний скот. Они – хлебные колосья, которые я жну, поля, которые я вспахиваю. Арендаторы-горожане – моя собственность, которую я покупаю и продаю вместе с землей. Их лачуги-сараи – те же загоны, в которых я держу остальную скотину и охотничью дичь. Когда я умру, мой сын будет повелевать ими, а затем мой внук будет властвовать над их внуками. Их наследуют вместе с пашнями, как рвы и канавы, они – такое же мое добро, как мои гончие псы.
– Вы ошибаетесь, – твердо заметил Лука. – Времена меняются. После того как пронеслась над нами Черная смерть, люди поверили, что у них есть право идти, куда вздумается, и работать там, где захочется. Люди хотят работать на себя, жить собственным умом, осуществлять свои собственные мечты.
– Безмозглые идиоты, – фыркнул лорд Варгартен. – Да кто ради них станет что-то менять? Уж точно не я.
Взмахом руки он указал на свое оборванное и кое-как экипированное войско, которое тем не менее рвалось в бой:
– Пока я в силах повести за собой хотя бы сотню человек, никаких изменений в моих владениях не будет. А сотню уж я поведу за собой всегда; всегда найдутся люди, готовые служить мне – задарма, за кусок хлеба, как служили их отцы, как их деды служили моему деду – также задарма, за кусок хлеба. И служить мне – предел мечтаний этих глупцов. Я – их владыка, ты это хоть понимаешь? Они идут за мной, потому что не желают мыслить самостоятельно. Им нужен вождь, который бы за них думал. И я уж постараюсь, чтобы такие люди, как ты, с их нелепыми идеями, никогда не мутили воду в моих владениях и не подбивали людей супротив меня.
– Вы ошибаетесь, – стоял на своем Лука. – Люди хотят думать самостоятельно. Об этом говорят новые учения, новая философия.
– Мечтатель, – лорд зашелся от хриплого смеха и смачно плюнул. – Некоторые вещи непреходящи. Хозяин и слуга, человек и собака – этого ты никогда не изменишь. Ну, а сейчас пора седлать коней и избавлять город от плясунов.
– Нет, – Лука бесстрашно выступил вперед. – Настоятельно прошу вас, властью, данной мне святым Орденом Тьмы и самим папой римским, чтобы вы, не причиняя вреда танцорам, утихомирили
